Картер Браун
Объект их изменных желаний
Глава 1
День был слишком хорош, чтобы думать об убийстве.
Огромные тихоокеанские волны с ревом набрасывались на берег и растекались тысячами пенящихся ручейков.
Небо было лазурным, солнце — палящим, и я мечтал провести остаток дня растянувшись на песке рядом с какой-нибудь русалкой в бикини. Но мечты — весьма скоротечная штука для таких парней, как я, которые полностью зависят от ежемесячного жалованья. Поэтому я вылез из машины и зашагал к переднему крыльцу.
Маленький домик казался слегка покосившимся, как будто после продолжительной борьбы ему пришлось сдаться на милость океанским ветрам.
Сильно пахло жимолостью, что следовало бы считать романтичным, если бы от этого запаха у меня чертовски не першило в горле. Я нажал на кнопку звонка и прождал секунд пятнадцать, прежде чем распахнулась входная дверь и на меня уставилась брюнетка довольно безумного вида. Во всяком случае, мне показалось, что она уставилась, так как глаза у нее фокусировались не очень здорово.
— Алый — цвет позора благородной Элинор, — продекламировала она каким-то замогильным голосом. — Коричневый — цвет ее обагренной кровью груди.
— Я лейтенант Уилер из службы окружного шерифа. — Я вытащил свой значок и помахал им перед ее носом, словно это был магический талисман от злых чар.
— Пульс не прослушивается, ткани изуродованы, — продолжала она тем же ненатуральным голосом. — О, опустите черный гроб в сырую землю. Начните танец траурного ритуала.
— А где рифма? — попытался я прервать ее.
— Белым стихам рифмы не нужны. — Она еще раз посмотрела на меня, поморгала, затем ее глаза приняли осмысленное выражение. — Как вы себя назвали?
— Уилер, лейтенант Уилер.
— ..Из службы окружного шерифа, — закончила она за меня. — Первый из многих, надо думать?
— Что вы имеете в виду? — пробормотал я.
— Бедная Элинор! — Она печально покачала головой. — Похожие друг на друга серые полицейские офицеры будут смотреть с вожделением на твой обнаженный позор, близорукие хирурги будут копаться в твоих внутренностях, а гробовщик с потными ладонями позаботится об остальном. — Неожиданно ее темные глаза презрительно взглянули мне в лицо. — Полагаю, вы хотите ее видеть?
— И полагаете не напрасно, — осторожно ответил я.
Она провела рукой по длинным темным волосам, которые беспорядочной массой покрывали ее плечи, очевидно решая, можно ли впустить меня в дом. Это дало мне возможность очухаться от всей этой ерунды с белыми стихами и посмотреть на нее более внимательно, что явно не было излишним. Итак, лет двадцати с небольшим, не просто хорошенькая, а, можно сказать, красивая. Черный облегающий свитер обрисовывал ее полные груди со всеми деталями; на ней были вылинявшие голубые джинсы, которые неизвестно каким манером ей удалось натянуть на себя: природа наделила ее широкими бедрами и внушительных размеров задницей.
Я мог бы поспорить, что она весьма высокого мнения о собственной внешности, поскольку неосознанно поддерживала постоянный контакт со своим телом. Пока пальцы ее правой руки любовно приглаживали длинные шелковистые волосы, вторая рука скользнула вдоль крутого бедра, затем рассеянно коснулась груди. Судя по манере разговаривать, она была малость «ку-ку», но, возможно, это было результатом эмоционального шока. Не исключено, что мне удастся это узнать (я мысленно скрестил пальцы), когда она поостынет.
— Я ведь не могу помешать вам войти, не так ли? вдруг произнесла она. — Грязному, прогнившему, вонючему миру недостаточно, что она уничтожена? Она мертва, но все равно должна быть выставлена на публично обозрение. Таков ритуал, не так ли?
— Я всего лишь коп, — мягко пояснил я. — Когда кого-то убивают, мне платят за то, чтобы я установил, кто это сделал.
— Да. — Она быстро закивала, в то время как ее правая рука рассеянно поглаживала основание левой груди. — Вы абсолютно правы! Вы виноваты не больше, чем я. Не мы с вами повинны в этом мерзком злодеянии, верно? — Она шире распахнула дверь и отступила в сторону, пропуская меня. — Она в спальне. Я ничего не трогала.
Я прошел мимо нее в гостиную, потому что никакой прихожей не было. Сквозь зеркальное стекло открывался великолепный вид на пляж и океан, а в очаге торча. традиционный обломок плавника. В остальном комната была обставлена в псевдоколониальном стиле и производила впечатление нежилой.
Я почувствовал, как моего локтя коснулась рука, и посмотрел на брюнетку, которая кивком указала на дверь слева.
— Вон там, — сказала она, ее руки при этом медленно одергивали юбку на тонкой талии.
— Думаю, вы должны все знать?
— О чем?
— Об Элинор. — Она на мгновение прикусила указательный палец, затем — возможно, он пришелся ей не по вкусу — как бы отбросила от себя. — Я имею в виду, чем она занималась и с кем этим занималась, ну и все такое?.. — Смех у нее был застенчивым, но, как мне показалось, неестественным. — Я думаю, вы захотите узнать все и обо мне?
Это было спорно. Не желая уточнять, я спросил:
— Вы Анджела Палмер?
— Верно.
— А это? — Я жестом указал на запертую дверь.
— Элинор Брукс.
— Наверное, мне лучше пойти взглянуть, — пробормотал я.
Тяжелые шторы на окнах были плотно задернуты, и комната тонула в полумраке. Я закрыл за собой дверь и включил верхний свет. И очутился в духоте — в спальне пахло табачным дымом и дорогими духами. Мои глаза, привыкнув к яркому желтому свету, увидели разбросанную по всему полу одежду. У самых моих ног валялось смятое платье. Недалеко от него — черный шелковый бюстгальтер, крошечный пояс с резинками и пара нейлоновых чулок, черная нижняя юбка и, наконец, у изножья огромной кровати — черные кружевные штанишки. Обнаженное тело девушки раскинулось по диагонали на голубом шелковом покрывале.
Я подошел и взглянул повнимательней.
Это была блондинка примерно такого же возраста, что и брюнетка, впустившая меня в дом. Глаза у нее были широко раскрыты и уставились в потолок. Рукоятка ножа торчала над ее левой грудью, повсюду была кровь. Прежде чем она запеклась, кто-то написал ею на лбу убитой большую букву «J».
Пока не прибыли эксперты, мне было нечего делать, поэтому я снова вернулся в гостиную. Анджела Палмер сидела в псевдоколониальном кресле, нежно лаская руками свои бедра. Она посмотрела на меня с почти виноватой улыбкой:
— Это ужасно, не правда ли?
Я закурил сигарету и задал ей несколько вопросов. Выяснилось, что она приехала около десяти часов, открыла дверь собственным ключом и увидела труп.
Сразу же позвонила в службу шерифа и стала ждать, когда я приеду. Элинор Брукс была ее близкой подругой, они делили этот пляжный домик на двоих. Она не рассчитывала встретить здесь Элинор среди недели.
У них было нечто вроде расписания на субботы и воскресенья. У Анджелы и Элинор есть квартиры в Пайн-Сити — в одном и том же доме и на одном и том же этаже.
К этому времени прибыли эксперты во главе с доктором Мэрфи, так что с остальными вопросами пришлось подождать. Минут пятнадцать я стоял в спальне, прислонясь к стене, и наблюдал, как они работали. Эд Сэнджер, гений из криминалистической лаборатории, следил за тем, как его помощник действовал фотоаппаратом, искал отпечатки пальцев и производил остальные трюки, потом он поднял на меня глаза и пожал плечами.
— Черт знает сколько следов, возможно, все — девушек, — угрюмо буркнул он. — А на ноже, могу поспорить, не окажется ни единого. Иногда я даже думаю: ну чего ради нас беспокоят?
— Звучит многообещающе, — усмехнулся я.
Какое-то мгновение он смотрел на кровать, пожевывая свою губу:
— Какая несправедливость. Красивая девица, а?
Доктор Мэрфи запер свой зловещий черный чемоданчик с не менее зловещим щелчком и подошел к нам.
— Полагаю, причина смерти ясна даже для такого тупицы, как вы, Уилер?
— Он вынужден постоянно оскорблять людей, потому что у него комплекс неполноценности, — пояснил я Сэнджеру. — А этот комплекс имеется у него потому, что он неполноценен. Последний раз, когда анализировали его состояние, ему рекомендовали самоубийство как наиболее гуманный акт.
Худощавая физиономия Мэрфи приобрела еще более сатанинское выражение.
— Последний раз, когда анализировали состояние Уилера, выяснилось, что его основной проблемой является широта взглядов — например, если его заставить хотя бы пару минут не думать о девицах, он, скорее всего, превратится в идиота.
Как всегда, Эд Сэнджер пропустил нашу пикировку мимо ушей и вернулся к делу:
— Что вы скажете об этой букве, нарисованной у нее на лбу?
— А что? — спросили мы с Мэрфи в один голос.
— Ну, — он подозрительно посмотрел на нас обоих, — это должно что-то означать, не так ли?
— Он прав, Эл, — совершенно серьезно произнес Мэрфи. — Что скажете?
— Разумеется, прав, — мрачно подтвердил я. — Похоже на «J», а?
— Хватит! — окрысился Сэнджер. — Человек пытается вести какой-то разумный разговор, а что получается?
— Согласен, — тут же сказал я, — эта буква что-то означает, но в настоящий момент я знаю одно: у меня есть скверное предчувствие, что потребуется черт знает сколько времени, чтобы найти ответ на этот вопрос.
Мэрфи взглянул на часы и неожиданно фыркнул, будто только что вспомнил, что его ожидает еще пяток трупов.
— Смерть произошла девять-десять часов назад, — быстро сообщил он. — Вскрытие постараюсь сделать сегодня же. Когда закончу, возвращу вам орудие убийства, договорились?
— Конечно, док. — В голосе Эда не чувствовалось энтузиазма. — Во всяком случае, выглядит оно как самый обычный кухонный нож.
— Если вы, парни, будете и дальше стоять тут и подбадривать меня, я, пожалуй, расплачусь, — уныло заметил я. — Почему бы вам не исчезнуть?
— Труповоз уже в пути, — сказал Мэрфи и тихонько вздохнул:
— Никак не возьму в толк, почему мне когда-то казалось, что медицина — это что-то романтическое?
Когда они наконец удалились — Эд увел на буксире и своего помощника, — я обыскал комнату. На это ушло не более пары минут. В стенном шкафу находилось несколько самых обычных пляжных платьев, в тумбочке — две смены нижнего белья. В изголовье кровати имелось два ящичка, по одному с каждой стороны, в левом обнаружилась маленькая вечерняя сумочка черного цвета.
Я открыл ее. В ней лежали кружевной носовой платочек, губная помада и пудреница, а также четыре ключа на колечке. Я закрыл сумочку и забрал ее с собой в гостиную, где сидела, обхватив себя руками, ненормальная брюнетка. На мой взгляд, есть несколько куда более плодотворных возможностей ничего не делать, чем сидеть таким вот образом.
Она взглянула на меня с вымученной улыбкой и сказала:
— Новые вопросы?
— Знаете ли вы кого-нибудь, кому хотелось бы убит!
Элинор Брукс?
— Нет, — твердо ответила Анджела. — Не думаю, чтобы кто-нибудь назвал ее приятной девушкой, но в душе она была славной, не злой, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Тогда почему бы не назвать ее приятной? — удивился я.
— Свободная любовь — превосходная штука, своего рода адреналин, который заставляет петь менестрелей и творить поэтов. — Она улыбнулась, увидев мое недоумение, и нежно потерлась щекой о собственное плечо. — Но сколько прилагательных в превосходной степени известно вам для определения любви, к которой заранее прикреплена бирка с ценой? Возможно, самыми милостивыми являются в этом случае слова «низкая»и «грязная»«. Элинор знала это, но ей было наплевать. Она считала, что так легче всего заработать себе на жизнь.
У Элинор был практичный ум, и она жила на широкую ногу. По ее словам, имела в среднем по три сотни в неделю.
— Она была профессиональной проституткой, девушкой по вызову?
— Да. — Анджела Палмер кивнула. — А ответ на ваш следующий вопрос будет отрицательным. — Я — нет.
— Мне это не нравится, — пробормотал я.
— Что именно? Что я — нет, а она — да?
— Мне это не нравится потому, что ее мог убить один из клиентов, — пояснил я. — Какой-нибудь случайный тип, возможно параноик, который находился в Пайн-Сити проездом и выбрал ее потому, что она показалась ему легкодоступной мишенью. Не исключено, что в данный момент он уже на полпути в Чикаго или куда-то еще.
Она решительно покачала головой:
— Я так не думаю.
— Почему?
— Я знаю, как Элинор обычно действовала, — совсем не так, как вы представляете себе. Она мне все откровенно рассказывала, и слушать ее было ужасно интересно, особенно мне, любительнице в лиге начинающих!
Элинор подходила ко всему очень по-деловому. У нее были только регулярные клиенты, которые платили по сотне долларов за каждое посещение или ночь. Если требовалось нечто большее, цена возрастала, но она никогда не занималась делом в уик-энды или праздничные дни, потому что ценила свое свободное время. Работала она две, иногда три ночи в неделю, и только. У нее была весьма ограниченная клиентура, как я уже говорила. Максимум шестеро мужчин.
— Может, у нее где-нибудь записаны их имена? — мечтательно проговорил я.
— Ну, — спокойно ответила Анджела, — возможно, такой список и есть. Элинор была аккуратной девушкой, она считала, что всегда нужно быть честной и платить налоги. Я уверена, что она вела запись всех своих дел.
— И где могут быть эти записи? У нее дома?
— Где же еще? — Она слегка пожала плечами и погладила себя по бедру. — Если вы собираетесь поехать взглянуть на них, я тоже поеду и помогу вам, лейтенант.
Не хочется здесь задерживаться дольше, чем это необходимо.
— У вас есть ключи от ее квартиры?
— Нет. — Она кивнула в сторону маленькой черной сумочки, которую я продолжал держать в руках. — Но, думаю, они есть у вас. Я узнаю сумочку Элинор!
— Ладно, мы отправимся, как только прибудет тру… э-э… санитарная машина, — сказал я. — Помню, вы заявили, что не занимаетесь тем, чем занималась Элинор.
Тогда чем же вы зарабатываете?
— Я танцовщица, — ответила она и при этом непроизвольно повела бедрами, — исполняю экзотические танцы.
Моя квартира рядом с квартирой Элинор, поэтому мы и познакомились.
— И так подружились, что решили разделить этот пляжный домик?
— Совершенно верно.
— Почему вы надумали выбраться сюда сегодня утром?
— День-то чудный. Мне захотелось поплавать. — Она на мгновение закрыла глаза. — Мой гороскоп предупреждал меня, что сегодня неудачный день для путешествий. Нужно было отнестись к этому серьезно!
— Исполнительница экзотических танцев, которая, увлекается белыми стихами? — задумчиво произнес я.
— А что, есть какой-то закон против этого? — спокойно осведомилась она.
— Придется свериться с гражданским кодексом… Но сочетание весьма необычное.
— Пожалуй, взгляну еще разок на Элинор, — несколько напряженно сказала она. — Это не возбраняется законом?
— Нет.
Анджела прошла мимо меня в спальню и вернулась секунд через тридцать. Ее лицо было белым как мел, а в глазах снова появилось сомнамбулическое выражение.
Она подошла прямиком ко мне, обхватила мою шею руками и уткнулась лицом в плечо. Какое-то время я остро ощущал упругость ее грудей и твердость лона, прижавшегося ко мне. Потом она отпустила мою шею и отступила назад.
— Плоть к плоти, — тихо произнесла она, — мне необходимо было взять себя в руки. Тепло, ускоряющийся пульс, ощущение продолжающейся жизни… Извините.
— Это доставило мне удовольствие, — искренне ответил я.
Снаружи послышался шум мотора, через какую-то минуту труповоз остановился возле домика. На мгновение воцарилась тишина.
—» Плач по утраченной подруге «, — сказала она и вздрогнула. — Хотела бы я знать, какой зверь в образе человеческом до сих пор гуляет вокруг?