Сам пустырь и умирающий заводик с железнодорожным тупичком немедленно был куплен. Почему то группой «украинских» бизнесменов, которые немедленно обнесли всю территорию громадной бетонной стеной, поверху которой шла колючая проволока. Под напряжением. Внутри авральными темпами шло сооружение металлических ангаров, складов и офисных помещений. Генеральный директор Коновалюк, в миру больше известный как Иван Иванович Кошечкин, считал, что у логистики в Республике Казахстан большое и светлое будущее.
— Мне же там в карантин придётся. Особенно, если назад. Чтобы значит, сюда заразы не занести.
В карантин не хотелось. Хотелось в Таиланд, под пальму, на берег тёплого моря. Принципиально решив, что ничего страшного не произойдёт, если он исчезнет и Дубинины на него не обидятся, Макс собрал консилиум на тему того, что же ему всё-таки сюда привезти.
Кузьмин, после того, как Максим передал ему ключи от последней автоцистерны, пряча глаза, вручил кратенький список того, что требовалось промышленности Родины. Потом из Заозёрного приехал главврач и привёз свой список. Потом приехал директор школы. А потом в Дубровку потянулся тоненький, но непрерывный ручеёк просителей. Люди всё шли и шли, неся свои листочки и, самое главное, письма. Родным и близким, оставшимся ТАМ.
И несли, несли, несли. Картошку, шкуры, самодельную одежду, золото, поделки из кости, камня и дерева. У Максима шла кругом голова. Это было страшно. Столько слёз. Столько нервов. Столько дрожащих монологов.
«Тварь ты, столько судеб, столько жизней. Ты им всё сломал. Как ты мог? Почему ты решил, что можешь ими распоряжаться? Тварь. Не человек».
Руки дрожали.
«Какой, нахрен, Таиланд? Этой женщине нужен глюкометр. И срочно. А я — под пальму?»
— Конечно, я привезу. Обязательно, привезу. Очень скоро.
— Да, уважаемый, конечно. Конечно. Вы диоптрии в бумажку записали? Обязательно закажу.
— Если адрес верный, то конечно вышлю. Беда в том, что уже такие письма не ходят. Только электронные. Но я попробую.
— Да. Рецепты у меня в отдельной стопочке. Конечно, мамаша. Это первым делом.
«Мама! Я не могу больше! Что же будет дальше?»
— Кошечкин, возьми это.
Максим протянул через щель под стеклом пачку бумаг. Ультрафиолетовая лампа осветила на секунду руку синеватым светом.
— Сделай что сможешь. И побыстрее.
— Что вы решили?
Человек за столом сидел неподвижно, ничем не выдавая своего волнения.
Макс хрустнул пальцами.
— Я хочу уехать… туда.
— Да? И в качестве кого? Поселенца?
Ироничный взгляд, брошенный собеседником на покрытые свежим лаком ногти Максима, был красноречивее любых слов.
— Топором махать?
Макс пожал плечами.
— Найду чем заняться.
В принципе, несмотря на то, что американские кредитки были давным-давно аннулированы, Максим смотрел в будущее с определённым оптимизмом. Дураком он никогда не был, а потому, перед своим отъездом в штаты, он целый день провёл перед Алма-Атинскими банкоматами. Снимая, снимая, снимая. Причём в тенге, а никак не в долларах. Так что сейчас в заветном месте его ждал здоровенный спортивный баул битком набитый пяти и десятитысячными купюрами. Максим так спешил, что даже не успел пересчитать общую сумму, но то, что там было много — он и так догадывался. Весила сумка килограмм тридцать.
— Коммерция? — Хозяин кабинета с интересом прищурился. Макс кивнул — врать смысла не было.
— Сюда золото? Туда товары?
Макс снова кивнул.
— Хорошо. — Человек нажал кнопку на столе и в кабинете нарисовался Кошечкин.
— Максим, мы хотим предложить вам работу…
— Сдурел? — Голос Ивана, искажённый динамиками, гремел на весь изолятор.
— Ты чего тут притащил? Что за самодеятельность? Вольнонаёмный Укасов!
Кошечкин взревел.
«Настоящий… подполковник!»
Макс успел выяснить звание своего нового (тьфу, ты!) куратора и непосредственного начальника.
— Я!
— Головка от …
Кошечкин вспомнил, что он всё же не в казарме и сбавил тон.