— Весьма интересно.
— Сначала скажу, для чего всё это нужно. По мнению наших товарищей, в ближайшие десять-двенадцать лет следует ожидать серьезных потрясений, вполне возможно, новой мировой войны, где блок капиталистических государств будет воевать против СССР. Всё, что сейчас происходит в стране надо рассматривать именно как подготовка к этому испытанию. Ибо на кону будет вообще существование СССР как государства и россиян как нации. Вам разрешено работать тут, в США. Что интересует нас? Каталитический крекинг нефти и получение высокооктанового бензина. Я думаю, вам под силу создать такие технологии, которые ваши ученики в СССР смогут улучшить или как-то исправить, чтобы у вас не было проблем. Да, как только у нас будут эти бумаги, вы сможете решать сами — оставаться здесь или вернуться на Родину. Никаких претензий и гонений не будет. Более того, ваши дети вольны выехать к вам, если вы захотите, никто не держит их в стране, и никаких заложников, даже не думайте про это. С другой стороны, они могут оказаться заложниками уже здесь. Так что решать вам, и только вам.
— Простите, а каков гарантии того, что мои дети…
— Слово товарища Сталина вас устроит?
— Конечно… Я даже не могу предположить…
На столике как будто ниоткуда лёг листик бумаги. Ипатьев хорошо знал этот почерк, как и резкий росчерк-подпись в самом конце.
— При возвращении в страну вам дадут лабораторию, которую постараются оснастить на должном уровне. Так что обижены вы не будете.
Ошарашенный ученый поднял глаза на своего собеседника, после чего произнёс:
— Я поражён, это не розыгрыш?
— Нет, что вы. Наоборот, мы заинтересованы в ваших знаниях и связях в научном мире, более того, мы пошли навстречу вам еще и в одном вопросе: ваш сын, Николай, он получил официальное приглашение в СССР, ему гарантирована амнистия как участнику Белого движения, готовы предоставить лабораторию уже сейчас, нас заинтересовали его работы в области фармакологии. Тут решение за ним, если он откажется, есть возможность финансирования его изысканий от одной частной фирмы. Надеюсь, он как-то наладит с вами отношения.
— Так вы в курсе?
— Того резкого письма, что он написал вам? Конечно в курсе. Николай несколько импульсивный товарищ, надеюсь, что научные интересы окажутся для него важнее идеологии.
— Вы знаете, я мог бы попросить время для раздумий… Могу сказать честно, что я решил не возвращаться в Союз только потому, что опасался за свою жизнь и жизнь близких мне людей. Но тут мои коллеги и ученики говорят, что в стране восстанавливается законность, что к людям науки снова стали относиться с большим уважением, практически как при Ленине. Я соглашусь с вашим предложением, не буду брать времени для размышлений. Если я могу еще послужить своей стране, то почему бы и нет… Но я бы хотел…
— В этой газете, на последней странице, четвертое объявление во втором столбике. Реклама строительной фирмы. Напишите на этот адрес письмо с пожеланием узнать цену на строительство небольшого домика в пригороде. К вам появится представитель фирмы, которому можно будет отдать информацию и получить небольшую премию. Всё будет оформлено официально, не переживайте, комар носа не подточит. Этот канал связи только для вас.
— Серьезно? Хорошо.
— И еще, подскажите, кто из ваших учеников в СССР может возглавить направление по получению в промышленных масштабах нитроглицериновых порохов и гексогена?
— Ну, это вопрос в лоб, минуточку, мне надо подумать…
Глава четвертая
Красный Бонапарт[3]
Кровавый диктатор Сталин откровенно скучал. Доклад Тухачевского тянулся уже почти час, и конца-краю его не было видно. Что хорошо умел этот маленький бонапартий, так это сыпать заумными словами, вставляя куда следует цитаты из трудов основателей марксизма, говорил много и пространно, теоретик хренов. Иосиф Виссарионович этот доклад внимательно прочитал еще неделю назад, не такая большая была сложность для людей Лакобы черновик сфотографировать и доставить вождю. Так что сейчас он думал о другом, иногда улавливая некоторые фразы великого теоретика, так и оставшегося поручиком.