Роман. Слушай, ну что тебя сегодня прорвало?
Слава. Ничего. (Помолчал.) Разговор у меня сегодня был. Я после уроков от комсомольской организации вместе с завучем вроде как делегацией насчет квартиры для Петьки Коржикова ходил. У него, понимаешь, туберкулез был, а он в полуподвале живет… Сидит чин. Бумажки, цифры нам в нос тычет. Мы ему про Петьку, а он нам про рост жилищного строительства. Благополучный, черт. Равнодушный. Но главное — слова правильные говорит. Взвился я, не помню, чего ему и нагородил. «Ишь ты, говорит, комса, — горяч. В капиталистическом окружении, говорит, живем. Ты, говорит, ненависть свою для классовых врагов побереги, а на своих кидаться не смей».
Рая. Платформочку подвел. А завуч что?
Слава. Ничего. Взял меня за руку и из кабинета повел. А в дверях обернулся и говорит: «Классовые враги ему не опасны, он их с детства ненавидеть привык — не ошибется, разглядит. А вас в суматохе может и проглядеть. Он проглядит, а вы ему душу испоганите существованием своим».
Роман. Ван Ваныч у нас ничего. Дает.
Слава махнул рукой и отошел к обелиску.
Рая (посмотрела ему вслед, вдруг). Мальчики, все! Танцевать хочу!
Игорь исполняет на губах подобие твиста. Рая и Роман, подпевая ему, танцуют.
Мальчики, а почему мне твист танцевать не велят? А? По-моему, консерватизм.
Роман. Точно. Говорят, когда-то фокстрот запрещали, потом за узкие брюки взялись. А результат? Фокстрот теперь вроде польки-бабочки стал, а узкие брюки в магазинах продают — бери не хочу. И с твистом этим. Мода отойдет — привыкнут и рукой махнут.
Слава. Да ты погляди, кто на танцплощадке уродуется — одна шпана.
Рая. Конечно, шпана, если порядочным людям за это комсомольским билетом грозят. (Падает на скамейку.) Фу! Аттракцион! Я с Федькой общнулась сейчас. На танец приглашал. С шантажом. «С нами, говорит, вредно отказываться танцевать». Я говорю: почему? «Споткнуться, говорит, можно после танцев и упасть». А я ему: ничего, у нас компания побольше. Меня под руки поведут. «А у нас, говорит, компания маленькая, да удаленькая, у нас и в вашей компании корешки есть». Интересно, на кого это он, подлец, намекал? На Ромочку, что ли?.. Ромочка, ау! Я спрашиваю: не на тебя ли Федька намекал?
Игорь. А может, на меня?
Рая. А что? Вчера вечером на драмкружок не пришел?
Игорь. Не пришел.
Рая. А вчера как раз прохожего раздели возле кино.
Роман. Ага. Часы с него сняли. (Показывает на часы у Игоря на руке.) Вот.
Рая. В ресторан ходишь. А на какие шиши?
Ольга. Дурачки. У него же отец художник, состоятельный человек.
Рая. Ну?! А я думала, он сейфы взламывает в свободное от учебы и общественных нагрузок время.
Ольга. А может быть, и правда, мальчики, кто-нибудь из нашей школы связался со шпаной? Я знаю, в Москве недавно такой случай был. Одного полковника сын. Они ведь как делают. Они сперва на кино деньги дают или еще какой-нибудь пустяк. Или в карты обыграют, а долг не возьмут. А когда накопится сумма, приказывают — или отдавай, или иди в помощники к нам.
Игорь. А, беллетристика это все… Вон Воробьев-младший идет.
Роман. Где?.. Рехнулся он — по ночам гулять? (Зовет.) Мишка!
Голос Миши (издали). Что?
Игорь. Ходи сюда, пионер, если старшие зовут.
Входит Миша, на плече веревка — лассо, у пояса огромная крашеная деревяшка — пистолет.
Миша. Ну?
Игорь. Великолепная семерка. Чуждое влияние загнивающего капитализма.
Роман. Ты что, другого времени не нашел по парку гулять?
Миша. Я маленький, меня не тронут.
Игорь. Умница пионер.
Миша. Я от Ван Ваныча иду. А еще к Анне Петровне зайти обещал.
Игорь. Вращается в высшем свете.
Миша. Сам ты вращаешься. А я (показывает тетрадку) столько написал, что пальцы болят.
Слава (берет тетрадку, читает). «Воспоминания участника Великой Отечественной войны, бывшего гвардии старшины Званцева И. И.».
Игорь. Однако чинов наш завуч не нахватал.
Слава (читает). «В начале зимы тысяча девятьсот сорок первого года я с группой учителей ушел в народное ополчение. Наш полк бросили в прорыв под Москвой. Это было то тяжелое время, когда решалась судьба нашей древней столицы».