— И весь красный как помидор, если по чувству жжения судить, — снова хмыкнул Юра, поддерживая ее смех. — Не нравлюсь теперь? Передумаешь за меня замуж завтра выходить? — попытался лихо заломить бровь… Ну, или то место, на котором бровь ранее имелась.
Это оказалось последней каплей — Юла расхохоталась, заливаясь смехом, который уже секунды через три превратился в настоящий рев.
— Я так люблю тебя! — захлебываясь рыданием вперемешку со смехом, рухнула на стул, где Тищенко раньше сидел.
Оглянулась, только теперь вдруг поняв, что никого уже в палате, кроме них, не осталось: и врач, и следователь вышли. А она не заметила и не услышала… И зарыдала с новой силой. Словно бы поняв, что никто не видит ее эмоций, кроме любимого.
— Сокровище мое! Ну что ты. Все же уже. Хорошо все… Не плачь, пожалуйста, — искренне заволновался Юра, дернулся к ней, протянув в ее сторону ладонь. Глухо застонал, чертыхнувшись сквозь зубы.
Юла кивнула, пытаясь набрать воздух распахнутым ртом. Только все равно сложно было унять все те ощущения, которые целый день одолевали, вперемешку со страхом за него. А теперь выплеснулись в этом диком плаче с хохотом. И сама не зная, можно ли, едва-едва касаясь, накрыла своей рукой его пальцы. Вроде те казались не такими поврежденными. Но все равно боялась сжать, пусть и хотелось его всего обхватить руками.
— И замуж пойдешь? — хотел было рассмеяться Юра, или ее рассмешить. Да лишь чертыхнулся.
— Не надо, помолчи, — понимая, что ему больно, Юла наклонилась, поцеловав его пальцы, самые кончики, опасаясь усилить боль. — Не напрягайся, любимый… Пойду, конечно, что за вопрос? — фыркнула, вытирая слезы. — Но тебе поправиться надо сначала…
— Эй, я только на мысли, что у нас роспись завтра, из того ангара и вылез, — возмутился Юра, явно имея свое мнение. — И до центра доползу завтра. Обезболивающее у врача попрошу, — слабо подмигнул, пожав ее пальцы своими. — Уверен, меня поймут, ради такого события. Да и не критично все, на самом деле, выглядит страшнее, чем есть…
— Любимый мой… — у Юлы прервался голос.
Слишком много эмоций. Слишком острое облегчение. Чересчур много радости и счастья… Вновь сморгнула слезы, которые никак не желали прекращаться.
— Ну вот, снова глаза на мокром месте. Юла, сокровище мое, я ж тебя даже не обниму сейчас толком! — немного раздосадованно выдохнул Юра. — И до магазина с дынями еще неделю точно не доберусь… Разве что Михалыча послать… как тебя успокоить?!
Она рассмеялась опять. Какофония. Карусель эмоций, где одна сменяет другую… Сердце скачет в груди как полоумное! Хорошо до одурения, упасть и лежать хочется, и трясет всю одновременно с этим. Зажмурилась, провела ладонью по лицу.
— Так что случилось, Юра? — сделав вдох-выдох, всхлипнула она. — Что с этим Филиппом? Его задержали?
Юра же в ответ на ее вопрос как-то помрачнел и отвел глаза, посмотрев в стену.
— Погиб он, — глухо, мигом растеряв все веселье и шутливость в тоне, ответил любимый, не глядя Юле в глаза. — Там все эти горюче-смазочные материалы… Я не ожидал, что так рванет… Хоть и надеялся на пожар, мне надо было как-то выбираться… Рассчитывал, что ты про локацию вспомнишь, но все равно, не представлял, сколько это времени займет, да и как полиция будет действовать. А мне к тебе было нужно. Я же знал, что волнуешься и переживаешь… Видел, как охранники поглядывали, выбегали курить на улицу… А все равно не рассчитывал, что так бахнет. Сам на пороге уже был, хоть Фил и целился. А он и еще один… — Юра перевел взгляд в окно, так и не встретившись глазами с Юлой. Рассказывал немного путано, сумбурно, перескакивая с одного на другое. Но достаточно, чтобы главное уловить и осмыслить.
А она… Что ж, Юла уже хорошо этого мужчину знала. И понимала тоже многое.
— Любимый мой, — еще аккуратней, едва заставляя себя сдерживаться, она прижалась губами к его ладони.
Вроде не поврежденная, не должна боль усилить. Хоть и ясно уже, что Юру не только физическая боль мучила. Он совесть свою, искренность и человечность в путешествиях не только не потерял… Эти качества в нем словно выкристаллизовались, закалились, когда иное — напускное и ненужное — слетело. И хоть она его ранее не знала (о чем иногда искренне жалела), а уже имела представление, что Юра был человеком в самом сильном, самом мощном значении этого слова, наверное. И несмотря на готовность поверить и довериться другому, несмотря на веру в людей, — слабым его назвать было невозможно. В этом огромная сила Юры и заключалась. В том, что мерило, по которому он иных судил, — из его внутреннего состояния шло. Вот только далеко не каждый мог такой мерке соответствовать. И сейчас Юра раскаивался и сожалел о смерти Филиппа, несмотря на то, как и сколько раз бывший друг его предавал.