Чувствовала, что ведьма что-то скрывает, но пытать не стала. Посчитает нужным, сама расскажет. А вот настроение было испорчено, но лишь до того момента, как заявился новый гость.
— Выручай, Тельма! — Высокий всклокоченный рыжий парень ворвался в жилище старухи и с порога взмолился. — Мне ж завтра свататься, а тут это!..
— Напугал, демон! Чего так орёшь! — Всплеснула та руками с досады, сбившись на счете капель чудодейственного эликсира от похмелья, и развернулась к посетителю. — Гордость мужская в депрессии, что ли?
Я после этих слов чуть не сверзилась с лестницы, ведущей на чердак, где сшивала запчасти от рукавицы, устроившись удобно рядом с усатым поклонником.
— Что? Нет! — Пациент аж глаза вытаращил от напраслины. — Это! — Указал пальцем на свой правый глаз.
До чего же громкие они все, эти деревенские!
— Тю-ю, ячмень? — разочарованно протянула бабка.
— Так и что? Мне ж на смотрины! Что ж я, порченым к невесте пойду? Вчера был красавец писаный, а завтра с гноюкой на роже?
Господи, дай мне сил не заржать в голос!
— Иди сюда, — поманила ведьма хлопца, — встань лицом к оконцу.
— Ты только… чтоб быстро прошло сделай.
— Конечно, — заверила ведьма несчастного, подходя вплотную. — Голову наклони.
— Средством самым лучшим!
— Лучшее не бывает!
— И это… больно не будет?
— Нет, что ты! — успокоила она рыжего и ка-ак плюнет смачно ему в глаз! И скрученную фигу туда же. — Ячмень, ячмень, на тебе кукиш — купи топорок, отруби себе голову поперек. Все! Отцу поклон передавай.
Рыжий ошалело взирал на Тельму с высоты своего роста и хлопал ресницами. А я медленно и тихо поползла к себе на чердак, держась за живот, боясь скатиться в истерику со слезами от еле сдерживаемого смеха.
Глава 2
— Ну, черт знает что! У меня, можно сказать,
первый раз в жизни прекрасное настроение,
почти на носу личное счастье, а здесь «Трах-бах, Вася»!
(х/ф «Суета сует»)
Поездка в Злавику стала для меня настоящим испытанием на прочность и нервы.
Немного взволнованная предстоящим путешествием, не знала, чем занять руки. Пока Тельма выбирала себе гардероб для «выхода в свет», я раза три причесалась, пару раз пересчитала отложенное в дорогу серебро, столько же — проверила все ставни на предмет закрытия и даже успела сбегать к козе, удовлетвориться прочностью замка на калитке загона. С минуты на минуту должен был подъехать трактирщик.
— Прохладно на улице, — забежав в дом, поежилась, — ветерок неприятный.
Старушка нахмурилась, задумчиво глядя в сундук. Потом перевела взгляд в мою сторону и досадливо поджала губы.
— Околеешь, пока доедем.
— Что делать? — спросила чуть не плача и плюхнулась на лавку.
Ведьма пожевала губу, размышляя над проблемой, и решительно извлекла из своих закромов пышную юбку из тяжелой ткани с широкой вышивкой по подолу. Облачилась в неё. Расправила любовно ладонями складочки.
— Уже думала не будет случая надеть, — с трепетом в голосе произнесла знахарка. — К ней еще кринолин когда-то шел. Мужу покойному уж больно не нравился этот жесткий подъюбник. И как-то раз в порыве… В общем сжег он его.
Женщина махнула рукой и отвернулась, скрывая смущение. Заторопилась нарочито суетливо с выбором верхней части туалета.
Представшая передо мной пожилая дама была похожа на… самоварную бабу-грелку! Я таращилась на это видение в объемных одеждах и не находила слов. Больше всего меня поразила пелерина из мягкой шерстяной ткани с отделкой из черного кружева и глубоким капюшоном. Венчала ансамбль модницы плоская соломенная шляпка с атласными лентами, завязанными под подбородком в пышный бант.
— А не запаритесь? — ляпнула, что первое пришло на ум.
— Так для кого стараюсь? Будем тебя в этом наряде прятать от ветра.
— О!.. — только и способна была выдать на блестящую идею гениальной старушенции.
— Тельма! — с улицы наконец раздался зычный голос Дорана, и ведьма, прихватив плетёную кошёлку, поспешила на выход. Постоялица за ней.
И стояла я у транспортного средства, пока Тельма карабкалась внутрь, и во все глаза рассматривала раритетную для моего мира конструкцию на четырех колесах. Фаэтон? Нет, коляска четырехместная, запряженная парой лошадей, с откидным верхом! Коричневая кожа мягких сидений. Изогнутые дуги-крылья, они же — удобная подножка. Впереди, на высоких козлах, сам хозяин постоялого двора в клетчатом пиджаке, начищенных до блеска сапогах и шляпе с короткими загнутыми полями. Бодр, свеж и… надушен. Да так, что метра за три уже чувствовался аромат тяжелого парфюма.
— Поспеши, Тельма, — поторопил мужчина с кряхтением усаживающуюся на заднем диванчике бабульку, — нам еще в Ливику заскочить надо успеть.
Ведьма на секунду замерла, а потом все так же неспешно расправила на всю ширину «салона» свою необъятную юбку. Да так, что я, устроившись рядом с ней, была полностью погребена под её одеждой. Ноги прикрывал длинный подол из мягкой, но тяжелой ткани, а верхнюю часть согревало «крыло» пелерины. Прижавшись теснее к женщине, блаженно вздохнула.
— Зачем тебе в Ливику? — соизволила поинтересоваться пожилая дама и махнула величественно рукой. — Можешь трогать.
Доран через плечо покосился на неё и хмыкнул, увидев вальяжно устроившуюся знахарку, занявшую добрую часть всего нутра повозки.
— Да за покойником до сих пор никто не пожаловал! — с досадой воскликнул он. — Валяется в погребе, скоро вонять начнет! Меня Одила уже поедом ест, не позволяет его на ледник переложить … рыба, свиные туши, сама понимаешь.
Отчаяние трактирщика вылилось в резкий взмах вожжами. Дернул, стеганул ими по спинам лошадок, и те, обиженно вскинувшись, рванули с места. Нас с ведьмой придавило к спинке сиденья. Из-под копыт животных полетели комья еще влажной земли. Заскрипели рессоры. Обдало конским потом вперемешку с дорановским одеколоном.
— Закопал бы душегуба втихаря где-нибудь под кусточком, и все дела, — посоветовала ворчливо старуха и, почувствовав, как я вся сжалась от неприятных воспоминаний, успокаивающе похлопала меня по коленке.
— Да и закопал бы, если б не господин Фроуд — глава ремесленной артели. — Хозяин «колесницы» озадачено почесал бороду. — Принесла его тогда нелегкая! Записку в тот же день послал в Ливику… и тишина. Ни ответа, ни стражи. Да я ненадолго, заскочу в сыскную канцелярию, отдам секретарю челобитную, и пусть там решают, что им делать с самоубивцем. Ты сама-то надолго собралась в Злавику? — Оглянулся с вопросом.
— С тобой обратно.
— Кабыть не пришлось заночевать в городке, — озадаченно потер подбородок. — Что ж, доедем — обговорим вопрос. — Он кивнул и более до самого первого пункта назначения не проронил ни слова.
А у меня появилась возможность высунуть нос из складок бабулькиного парадно-выходного туалета и оглядеться. Смешанный лес по обе стороны дороги шумел, пел звонкими птичьими голосами, радовал глаз разнообразием трав. То тут, то там вспыхивали огоньками так похожие на наши купальницы маленькие бутончики ярко-оранжевых цветов. Вдруг впереди показались поля, разрезанные кривой линией грунтового тракта. Коляска выехала из тени леса и покатилась по морю хлебов, выступающему из берегов, простирающемуся по земле бескрайним зеленым покровом.
Повернула голову вправо и не удержала восторженный вздох: далеко, на границе этого моря, будто утопая в колосьях, недвижимо застыли сказочными великанами две огромные ветряные мельницы, раскинувшие свои решетчатые лопасти, как крылья. Будто сошедшие с картины Васильева «Рожь».
Дыхание перехватило от этой красоты. Небо прояснилось, утих ветер. Солнце радостно улыбнулось путешественникам, приласкав их своими теплыми лучами. Заколыхался воздух от испарений, поплыл над нивой. Запели жаворонки, перекликаясь, соревнуясь друг с другом в мелодичности, зависая высоко над землёй. Воздух стал вязким, душным. Я с беспокойством коснулась руки ведьмы.