Во многом хроники Планиды отличалась от истории Земли. Динозавры здесь не топтали траву, не росли древовидные папоротники, не летали птеродактили, не падал метеорит, не было ни Ледникового периода, ни палеолита. И царь всея природы — гомо сапиенс — не произошел от обезьяны. Спорный, надо сказать, вопрос даже в нашей истории возникновения человечества.
Главу о появлении далеких предков на этой планете путем перемещения сквозь огромные пространственные врата на большой зеленый континент, которое и трактуют не иначе, как божественное деяние, милость, — перечитала два раза! Причем, как я поняла из представленных данных, в процессе такой массовой миграции всем поголовно отшибло память. Ни с какой планеты, ни по какой причине это было сделано, ни кто они такие — никто не помнил. Фантастика! А далее началось вообще что-то невероятное. Материк начал отвергать оккупантов, точно живой организм. На береговую линию то и дело обрушивались огромные разрушительные волны. Центральную часть трясло. Непрекращающиеся подземные толчки и колебания являлись причиной огромного количества жертв среди населения. Горы стали выплевывать огонь, заливая смертоносной расплавленной массой все, что успело обосноваться у их подножия. Тогда и родилась легенда о мифических животных, живших под землей, — злобных драконах, коим не пришлась по душе подобная Высшая милость. И вот тогда нашелся у них свой Моисей со всеми вытекающими. Нашлась и Земля Обетованная. С этого момента начала писаться новая история Планиды. С момента Великого переселения. Восемьсот тридцать шесть лет истории человечества на отдельно взятом материке с шестью государствами, из которых наиболее развитыми на данный момент являются четыре. Покинутую землю прозвали Диким континентом, и ни один здравомыслящий человек не решится вновь обосноваться на нем. Путешественники, отчаянные смельчаки-исследователи, авантюристы привозят оттуда новости неутешительные, страшные. Людям там делать нечего. Холодные неприступные горы, каменная пустыня, огненные реки, парящие в небе чудовища и прожорливые хищники в оставшихся островках леса.
И надо же было мне так опростоволоситься в разговоре с Леонардом, когда речь зашла о том, откуда я прибыла!
Теперь я понимала его насмешливо-укоризненный скепсис.
— Не устала, Анна? — Экскурс в историю прервал отвлеченный голос госпожи Флайт. — Верина, принеси из кладовки еще три баночки матовой «чайной розы»!
Какой не устала! Про меня уже забыли, сосредоточившись на последних штрихах по созданию пудры, идеально подошедшей мне после многократных проб. Стою на этом пьедестале без движения уже минут двадцать, как прилежная манекенщица! Поясницу ломит, ноги норовят подогнуться в коленях, а тело то и дело заваливается на левый бок.
С самого утра третьего дня моего пребывания в доме Аррии мастерицы, предварительно вывесив табличку «Извините, приема нет», начали генеральную подготовку к преображению бесцветной меня в меня цветную. После тщательной помывки выдали жесткую мочалку и велели тщательно натереться. Если я сама себя ещё щадила, проводя этим орудием пытки по коже в доступных местах, то Верина по моей спине прошлась добросовестно, со всей ответственностью. Стесняясь орать, мычала сцепив зубы от боли. Зачем такая жестокая экзекуция? «За надом», — ответили мне.
И вот стою жду, когда начнётся сам процесс. Зеваю во весь рот.
— Можно сходить водички попить? — спросила в надежде, что отпустят немного размяться, и поняла тщетность попытки.
С кряхтением сползла на пол и побрела на выход из комнаты.
— Драпает! Драпает! — неожиданно заорал в спину жако, заставив меня резко остановиться, а художниц встрепенуться.
— Я ненадолго. — Жалобно взглянула на своих мучительниц и рванула в сторону кухни.
— Пер-ри, у этой дивы корма подкачала! — копируя чей-то мужской сиплый голос, выпалил увязавшийся за мной хвостиком Бейл Орест IX.
От подобного перла чуть водой не захлебнулась! Да как он смеет так о моем вполне себе мягком месте! Прокашлялась и, отодвинув недопитый бокал в сторону, укоризненно уставилась на летуна.
— Ты, птица-говорун, когда молчишь, ну такой прехорошенький! Но стоит тебе открыть клюв, как складывается ощущение, что с гопниками рос.
— В порту сегодня, пар-рни, будет жар-рко! Причалили флейт, шлюп, кар-ракка и фрегат! — горделиво приосанившись, выдал пернатый.
— Так ты жил у супервайзера логистического терминала?
Честное слово, само вылетело! Уронила голову на стол, сотрясаясь от неудержимого смеха. Жако минуты две переваривал услышанное.
— Пер-ри купили у грузчика Крока! — Что-то все-таки щелкнуло в этом маленьком птичьем мозгу, и в отличие от витиеватого вопроса мне дали вразумительный ответ.
Восхитилась. Умилилась. Простила дерзость. Закинула в рот шоколадный трюфель от Персиваля. Погладила по серой спинке говорливую птаху и в приподнятом настроении явилась пред очи уже ожидавших меня во всеоружии мастеров.
Трепетала на своем постаменте в предвкушении вновь увидеть волшебство с распылением пудры, аж живот сводило от волнения. После заявления Аррии «Начинаем!» прикрыла глаза, глубоко вздохнула и замерла, чуть расставив в стороны руки. Легкое дуновение из уст художницы скорее услышала, чем почувствовала. Сквозь трепещущие ресницы наблюдала, как замелькали золотые, бронзовые, серебристые искорки, кружась по спирали вокруг меня и возносясь вверх к потолку. Мелкие частицы касались кожи, вызывая легкую щекотку в особо чувствительных местах. Приятные ощущения!
— Как красиво… — восторженно прошептала Верина.
— Запоминай, девочка, — приглушенным тоном наказала ей Аррия.
— Какая вы!.. — Трепетно, на грани экстаза прозвучал голос девчонки и чуть не заставил меня широко распахнуть глаза.
— Хороший получился оттенок, — удовлетворенно прокомментировала результат их совместного труда госпожа Флайт.
А у меня ладошки зачесались от нетерпения. Хоть бы зеркало поставили напротив, как в прошлый раз, что ли!
— Уже всё? — спросила я.
Женщина хмыкнула:
— Все… Это только начало, дорогая! Сейчас Верина пройдется кистью, высветлит, оттенит где надо, и будем рисовать лицо, затем займемся волосами. Можешь смотреть.
— А… — Хлопнула ресницами, соображая: в каких это местах требуется коррекция?
— Посмотри на свои ладони.
— Ну да. — Усмехнулась, глядя на руки: обе стороны кистей были одним цветом.
— А теперь на грудь.
— Ой…
Вершинки, как таковые, не выделялись вообще!
Все остальное было удавиться и не встать, как восхитительно! Бархатистая, гладкая, без признаков шелушения и расширенных пор, с ровным цветом кожа, до которой хочется дотрагиваться и гладить. Изумительный легкий загар. Ни родинок, ни капиллярной сеточки. Даже розовый шрам выше запястья от глубокого пореза, полученного в детстве, стал незаметен.
— Вы волшебницы! — На большее меня просто не хватило.
— Полюбовалась? Присаживайся, продолжим.
Аррия указала на высокий стул. Верина набросила мне на плечи большой отрез ткани и скрепила края какой-то железной прищепкой под самым подбородком.
— Анна, — обратилась ко мне женщина, подойдя вплотную и сосредоточенно вглядываясь в лицо, — от того, насколько точно ты мне опишешь свои черты, будет зависеть твой образ. Ты понимаешь? Чтобы не сделать из тебя клоунессу. Руки можно спрятать и в перчатки, но лицо…
— Под паранджу, — грустно усмехнулась, понимая, что до меня хотят донести.
— На Соумере это называется данжап, — с улыбкой поправила госпожа Флайт. — Оглядись. Вокруг тебя палитра красок. — Повела рукой, указывая на расписные стены. — Итак, начнем с бровей?..
Я такая симпатичная? Неправда. Я — красавица!
— Уже можно плакать? — завороженно глядя на себя в зеркало, спросила художницу.
На последнем слове горло сдавило от переполнявших меня эмоций. Несмело коснулась щеки кончиками пальцев. Легкий, едва проступающий, не отличимый от естественного румянец придал лицу свежий и здоровый вид. Исчезла моя извечная синева под глазами. Ресницы длиннющие, черные. Коричневые брови аккуратной дугообразной формы. Губы с четким контуром натурального матового оттенка розового. И главное — никакого эффекта наложенного макияжа! Глядеть — не наглядеться!