— Простите. Проверьте, ничего не разбилось?
— К счастью, нет, — проинспектировав содержимое сумки, ответил Страбор и, как мне показалось, выдохнул с облегчением. — Вот, — он подал мне небольшой предмет квадратной формы, обернутый коричневой бумагой, — это вам просили передать.
Сняв упаковку, в изумлении уставилась на красочную коробку с изображением пестрых птичек. Открыла и улыбнулась. Шоколадные трюфели! Потянула носом и тихо застонала в блаженстве.
— Верина, ты чудо! Угоститесь? — Протянула упаковку парню.
— Нет, благодарю, — мило смущаясь, отказался тот от «драконьих бобов».
Шурша юбкой, в покои зашла моя бабулька с большой кружкой. По комнате поплыл запах трав и меда. Заставив выпить Груна больше половины теплого настоя, ведьма решительно потянула меня на выход.
— Ты мне нужна, Аннушка. Молодому человеку следует отдохнуть, — непререкаемым тоном заявила она на мой вопросительный взгляд.
— Тельма, что происходит? — потребовала объяснений у женщины, войдя в столовую.
Та смотрела на меня и молчала, будто решая, говорить или нет.
— У нашего гостя нет ни растяжения, ни вывиха, ни подвывиха. Он здоров как лось!
— Что? — Я обомлела. — Зачем он тогда…
Осеклась и рванула обратно в комнату к «больному», поинтересоваться — так, на всякий случай, к чему он устроил этот спектакль, но была остановлена словами ведьмы:
— Не ходи, он спит.
— Я не понимаю. — В растерянности плюхнулась в кресло у камина.
— И я пока не понимаю. Не нравится мне все это, голуба. Что у тебя в руках?
— Ах, это… — «вернулась» я в реальность, — шоколад от Верины.
— К конфетам даже не прикасайся!
От такой неожиданности выпучилась на «тетушку».
Она понимает вообще, о чем меня настоятельно просит?! Нет, приказывает!
А потом до меня дошло, и я, сама не веря в то, что сейчас скажу, прошептала:
— Ты думаешь, он их отравил? Зачем?!
Тельма не ответила, но посмотрела так, что пробежал мороз по коже, и коробка, лежавшая на коленях, вдруг почудилась свернувшейся ядовитой змеёй.
Если подумать, в чем-то баронесса права — выглядит этот визит более чем подозрительно. Во-первых, нет никакого письменного послания от мастериц. Ни даже маленькой записочки! Во-вторых, что можно было делать на лестнице, чтобы ни с того ни с сего свалиться с неё? Трезвому и здоровому. Вот если бы сказал, что голова закружилась вдруг, поверили бы с большей охотой. В-третьих — сам факт лжи.
Но как же не хотелось верить!
И в-четвертых… А что мы, собственно, о нем знаем? Очень мало, практически ничего. Со слов Арии, он порядочный, исполнительный, аккуратный, не жадный до денег. С хорошим магическим потенциалом, симпатизирует Верине. То, что Грун скромен, воспитан, не болтает лишнего, готов всегда прийти на помощь, смогла убедиться при личном знакомстве.
Как бы я ни старалась найти магу оправдания, все мои попытки трещали по швам.
Спрашивать напрямую не было смысла. Кто заявился в гости с враньем в кармане, тот не будет спешить сознаваться в истинном положении вещей. Так для чего же был разыгран столь неумелый фарс? Кто он, этот актер? Кто главный зритель? Я или Тельма?
И главный вопрос: какова цель?
«Знахарка упомянула Готуар… «Он родом из Готуара», — если быть точной, прозвучало так. Складывается впечатление, что все дороги мира, в котором оказалась, ведут в это неспокойное государство», — продолжала я мысленное рассуждение, наблюдая в окно за вознёй воробьев на лужайке перед домом. Мимолетная догадка пронеслась в голове, успела ухватить лишь её кончик: а если это месть? Конкретно моей знахарке или всем ведьмам подряд? Наверное, для фанатиков это неважно. А Тельма, к сожалению, в Злавике и не скрывала своей сущности.
Как я уже знала, маги в стране террора и инквизиции успешно приветствовали и почитали культ, прославляемый этим мерзавцем и проходимцем… как его, господи… Цестием Милостивым. Не могла ли моя баронесса Брайт чем-то насолить-навредить, а то и погубить в прошлом близкого человека нашего адепта? Вполне. Тогда мы имеем в дальних покоях помышляющего о вендетте колдуна?
И при этой мысли становилось не просто страшно, а жутко до одури.
Страбор проспал до самого вечера. Знахарка запретила мне входить к «больному», сама отнесла ему ужин, споила еще одну кружку настоя и, спросив у Офры ключ, закрыла на ночь комнату с магом. Неплохая идея: продержать подозрительную личность в состоянии невменяемости до прихода… Кого? Служителей правопорядка? Так мнимый больной пока еще ничего не сделал.
На мое «Давай выведем его на чистую воду, и пусть катится ко всем чертям!» женщина только покачала головой: «Если он действительно задумал недоброе, его нельзя отпускать». И… села строчить кому-то письмо.
Офра с Тибором подозревали, что в доме твориться что-то странное, но благоразумно не вмешивались.
Тревога дня разбавилась хорошей новостью — очнулась Мирта, только вот из-за сильной слабости была настоятельно оставлена в постели. Счастливый отец рассыпался в благодарностях ведьме и все порывался что-то делать, куда-то бежать. Ну и побежал… в деревню приводить себя в порядок и на всякий случай проверить крепость браги, охлаждающейся в погребе.
К вечерней трапезе кухарка подала перепелов, чудесным образом появившихся на кухонном столе. Перри, запертый в клетке во владениях домоправительницы во время готовки дичи, сдал ее таинственного поставщика с потрохами. Оскорбленный за всю пернатую живность, обозвал лесника мордой бородатой и… далее по списку из морского репертуара.
А я за всеми этими детективными страстями вспомнила, уже готовясь ко сну, что так и не дождалась письма из Виннета.
Рихард и Лео молчали…
Ночью долго не могла уснуть. Было душно, неудобно, тревожно. Накрутила себя с вечера и как следствие получила бессонницу. Тишина в доме и за его пределами давила на нервы. Оглушала. Даже бой напольных часов из холла второго этажа сегодня слышался каким-то… придушенным. Когда после очередного короткого «вжика» заводного механизма пробило три раза, я психанула. На себя — за то, что такая мнительная. На погоду — хоть бы ветерок какой просвистел за окном, или дождик звуками падающих капель разбавил это гнетущее безмолвие ночи. Распахнула ставни, глотнула от души свежего воздуха и легла считать зверушек.
«Один розовый слоник, второй розовый слоник… Просила же по-человечески, пишите обо всем, что у вас там происходит! Обещали чуть ли не клятвенно, а сами… Пять розовых слоников… девять…»
Что-то невесомо легло мне на грудь. «Потопталось», ощупывая грудную клетку, скрытую под сорочкой. Скользнуло, поглаживая, в ложбинку между грудями. Мягким движением щекотно прошлось по шее под рюшами на вороте. Я замычала и раздраженно отмахнулась от нарушителя сна, перевернулась на живот. Мозг только вяло возмутился: с таким трудом уснула! Что и кому надо среди ночи?! Воздух колыхнулся рядом с лицом, потревожил тонкий волос на виске. Желобка под носом коснулось что-то холодное, скользкое. Рецепторов достиг неожиданный резкий и неприятный запах. Отпрянула в панике, распахивая глаза, и, толком ничего не успев увидеть, уплыла. Тяжелые веки, словно налитые свинцом, сомкнулись, сознание сделалось мутным, слух пропал. Стала эфемерной, легкой и понеслась по лабиринту красочных тоннелей, уносясь все дальше и дальше с огромной скоростью, пока этот цветастый калейдоскоп не закончился и я не ухнула во тьму.
Знакомый двор в родном городе. Каруселька, лавочка, ряд железных гаражей… все до боли знакомое. И посреди игровой площадки Рихард Моран колет дрова. Размашисто, с какой-то остервенелостью. Ставит на толстый чурбак полено и бьет по нему здоровенным колуном. Замах, удар — резкий, беспощадный, и две полешки свалились на траву по обе стороны от колоды. Стою шагах в пяти, смотрю. Равнодушно, холодно, словно на незнакомца. А мужчина уже вновь замахивается и, вдруг заметив меня, криво улыбается: «Ты была права, я поторопился!» Инструмент с длинным топорищем, как в масло, врезается лезвием в новое полено. Раздается громкий хруст, я вздрагиваю и…