— Как звать-то тебя?
— Василиса, — ответила я. И решительно шагнула вперед. Хочу — не хочу, а больше мне жить негде. — Здесь есть кладовка, которая на ключ запирается, чтобы мои вещи убрать?
— Из благородных что ли? — проигнорировала бабка мой вопрос.
— Из купеческих, — ответила я и повторила свой вопрос настойчивее.
Бабка покосилась на меня недовольно, но кивнула. Кряхтя выбралась из гроба, и махнув мне рукой, привела меня к крошечному чуланчику, в котором лежал разный непонятный хлам.
— Вот, — кивнула она, — можешь сюда свое барахло положить.
— А это что за мусор? — спросила я, кивнув на кучи, лежащие в углах кладовки. Оно бы, конечно, все равно, но уж больно сильно мышами пахло. Как бы твари мои трусы не погрызли, тогда плакали мои мечта о богатой и беспечной жизни.
— Чегой-то мусор? — фыркнула бабка, — у каждого свое добро. Так клади, или закрываю я?
Положила. А чего думать-то? Мыши погрызут или нет — еще неизвестно. А вот если оставить мой баул без присмотра, то сопрут, как пить дать. Не верю я, что жители ночлежки, а больше всего это было похоже именно для ночлежку для бомжей, обойдут вниманием содержимое моего баула. Я и бабке-то не доверяю и буду следить за этой дверкой, как коршун.
— А теперь, покажи кирку мою, — велела я бабке, — и крикни кому-нибудь, чтоб ведро воды принесли, мыло, тряпки и нож.
Хотела я хотя бы немного почистить свое будущее спальное место. А то тут, наверное, и насекомые водятся. У меня от одной мысли все зачесалось.
— Ишь раскудахталась, — бабка смотрела на меня с классовой ненавистью, — ты тут не купчиха, а тварь приблудная, аки все остальные. И что старшие скажут, то и делать будешь. Вечером придешь, где свободно там и ляжешь. И ежели воды надобно, — она кивнула в угол, — вона ведро. А колодец на площади… Заодно бочку наполни и горшки ночные опорожни.
И я так четко уловила, что бабка прямо сейчас указала мне на место в иерархии работного дома. В самом низу. Оставлять такой выпад без ответа было нельзя. Один раз пойду на поводу, и так и буду всю жизнь горшки за всеми выносить. Не дадут мне выше подняться.
А бабка Паша, судя по всему, здесь самая главная. Так что если справлюсь с ней, значит справлюсь и с остальными.
Главное вспомнить свои навыки детской дворовой жизни и забыть о гуманности и милосердии… на время.
Шагнуть вперед, взять бабку за грудки, приподнять, прижимая к стенке, над полом и как следует встряхнуть у меня получилось на голых инстинктах. Стоило всего лишь позволить своей ярости творить то, что она пожелает.
— Я сказала, вели кому-нибудь воды принести, мыло, тряпки и нож. Я тут с вами церемонии разводить не буду. Надо, так и приложить могу как следует. Все ясно? — Я еще раз встряхнула бабку…
— Пусти, купчиха клятая, — зашипела бабка. Она все еще злилась, но уже сдалась. Я видела это по ее глазам. Все. Победа за мной. — Пусти, Ерофея кликну, чтоб воды принес…
Ерофей, тощий, еще худее Васусия, старичок еле волочил ноги. Он безразлично выслушал бабку, кивнул, взял пустое ведро и потащился к колодцу.
Вот кажется, кто сейчас занимает то место в работном доме, на которое бабка Паша хотела определить меня. Сейчас она нарочито охала и смотрела на меня с ненавистью. Надо быть настороже. И забрать ключ от кладовки, пока мое добро не пошло в оплату моей дерзости. Ключ бабка отдала, хотя и засопела недовольно.
До обеда я возилась со своей киркой. Той, что выбрала себе сама.
Выволокла ее во двор работного дома, с помощью Ерофея и бабы Паши. Безжалостно выбросила сальные, вонючие тряпки, которые лежали внутри, краем глаза заметив, как быстро их прибрал Ерофей.
Скинула шубку, чтобы не замарать, повесила ее на подходящий сучок на входе, ошпарила и отскоблила кирку до чистого дерева. Кипяток мне принес Ерофей из прачечной. Как и старый, тупой нож, и кусок мягкого, вонючего, хозяйственного мыла, которое здесь использовали для стирки и уборки.
Пока чистая, почти как новая, кирка проветривалась во дворе, окончательно избавляясь от вони, вымела грязную солому из своего угла. Я выбрала себе место у той стены, что примыкала к печи. И теплее, и безопаснее. И рядом с бабкой Пашей.
Пол в работном доме оказался самый простой — из утоптанной сотнями ног земли.
Отскоблила посуху, снимая стружку, деревянную приступочку, на которой стояла кирка. Она к счастью была не такая грязная, ведь кирку с нее не поднимали еще с того времени, как в первый раз поставили.