— Спишь? — на всякий случай спросил я.
— Угу, завтра еще одно дежурство с ранья. Попросили подменить, — объяснил он сонно.
В ту ночь меня снова мучили кошмары, да такие реальные, что я просыпался в холодном поту. Опять черный дым; черный дым, вьющийся над Палычем; Палыч с черным лицом деревянного идола.
А в полпятого утра я окончательно проснулся. Меня бил озноб, видно продуло где-то. Ощущения такие, как с тяжелого похмелья, даже не заметил, как оделся.
Палыч уже ушел на дежурство. Я помаялся-помаялся, да и решил выйти с собакой. Все равно не заснуть, а так прогуляюсь, в себя приду на свежем воздухе.
Мы с Дрищем пошли по обычному маршруту: через соседний двор, по тропинке через пустырь, к пруду. Пустырь этот не совсем пустырь, а немного облагороженный стараниями жителей, ивы там всякие посажены маленькие. А пруд образовался по случайности. Хотели дом строить, вырыли котлован, блоки бетонные поставили, и вдруг все грунтовыми водами залило. Получился водоем, оброс камышом. Кто-то рыбешек запустил. Теперь даже утки прилетают.
Мы всегда с Дрищем этот пруд вокруг обходим, и в тот раз тоже пошли. В голове у меня все еще крутились обрывки ночных кошмаров, как бывает, когда не до конца проснешься. Вдруг, смотрю, Дрищ в камыши полез и исчез из виду — маленький, собака!
— Дрищ! Дрищ! — позвал я, — Алехандро, мать твою!
Не отзывается. Я тогда сам за ним в камыши полез — испугался, что он в пруду увязнет. Только не собаку я увидел, а человека. Я сначала подумал, что это мешок какой-то. У нас ведь быдло всякое чего только не кидает, но пригляделся в предрассветном сумраке — голова, куртка. Куртка прям очень знакомая.
И тут точно током шибануло — Палыча куртка! Конечно, я полез в воду. Ноги вязли в иле, вода холоднющая, но мне было не до этого.
Чем ближе я подходил, тем больше крепла уверенность, что это Палыч, хотя лицо было опущено в воду. Я перевернул человека — и чуть не закричал. Куда-то мимо меня мутными, стеклянными глазами смотрел Палыч. Мертвый Палыч.
— Господи! — выдохнул я. Как он тут оказался? Утопился, что ли? Совесть из-за Чимолы замучила? Но какой идиот топится, где по пояс? Убили?
Я пригляделся и увидел у него поперек шеи темную линию. Задушили.
— Господи! Господи! — причитая, я потащил Палыча к берегу, ноги онемели в холодной воде. Конечно, он, как всегда опаздывал на дежурство, хотел срезать и пошел через пустырь — так быстрее. Я отчетливо увидел удивленное лицо Палыча, обернувшегося на окрик сзади, увидел его синеющее от удушья лицо, выпученные глаза, вздувшиеся вены, услышал беспомощный хрип.
Я тащил Палыча подмышки, ноги увязали в иле.
Но вдруг вспомнился ядовитый взгляд того тощего мужика из следственного комитета.
— Так вы считаете, это был несчастный случай?
Его слова отчетливо прозвучали у меня в голове.
Я представил, как снова сижу, и он гипнотизирует меня своими змеиными глазами. Еще одна смерть рядом со мной. Я представил, как быстро строчит он протокол…
«Труп, с признаками насильственной смерти… Подозреваемый отрицает….» А что, если я — подозреваемый? Повесят на меня, и все. Мы ж вместе жили. Ведь это легче, чем какого-то неизвестного преступника искать. Зачем им очередной висяк?
А дальше я действовал словно в бреду.
Оттащил Палыча обратно, в самые заросли камыша, и не хуже пса принялся рыскать вдоль пруда в поисках камней. Вот ведь когда не надо, спотыкаешься об какой-нибудь булыжник, а когда надо — ничего не найти. Ну, несколько камней я все-таки нашел, еще пару прутов арматуры. Запихнул все это Палычу в куртку и в карманы джинсов, так, что он пошел ко дну.
Я был по пояс мокрый, но холода не чувствовал. Снял джинсы, выжал со всей силы, снова надел и быстро пошел домой. Было рано, и люди мирно сопели в своих постелях, на улице — ни души. Мне удалось незамеченным дойти до подъезда. И тут я вспомнил про собаку. Испугался, что Дрищ остался у пруда, оборачиваюсь — нет, вот он доходяга, семенит сзади.
Я снял мокрую одежду, завернулся в теплый плед и выпил пару стопок водки. Но меня продолжало трясти, да так, что зубы в буквальном смысле стучали.
С трудом дождавшись семи утра, я позвонил Маринке, хотя понимал, что воскресенье, и она сладко спит. Но мне безумно хотелось услышать человеческий голос.
— Алло! — сонно и раздраженно отозвалась Маринка, и мне сразу стало легче и как-то спокойнее.
— Может, приедешь ко мне?
— Приеду?! — неожиданно взвизгнула она. — После вчерашнего?! Знаешь, мне вполне хватило…
Я не как не мог уловить смысл ее слов, потому что перед глазами мелькнула картинка, словно вспышка, словно кадр из фильма — черный дым, мои руки смыкаются на Маринкиной шее, она корчится, отбивается…