Скосил всё это папа, ему помогал Юра, когда ещё был дома. Жаль, что его нет дома, он тоже любит нас, особенно Катю, в которой буквально души не чает. Всегда говорит мне, чтобы не обижал Катю. Мне кажется, он завидует мне, что я её близнец, что мы постоянно вместе.
Сначала мы решили сварить суп. Папа дал мне котелок и отправил на ручей, за водой.
- Иди по этой тропинке, там, внизу, течёт ручей.
- Я с тобой! – побежала за мной Катя.
- Картошку, кто будет чистить? – пытался её остановить папа.
- Вернёмся, почистим! – ответила Катя.
Воздух здесь был пьянящий, лёгкий, пели какие-то птицы, я не знаю, как они называются.
Перейдя ручей, мы скрылись в кустах.
- Костя, не уходи далеко, я боюсь! – донеслось до меня из кустов, - Ай!
- Что там? – встревожился я.
- Комары кусают! – сердито сказала Катя, выходя и почёсывая зад.
Я хмыкнул, и стал набирать воду в котелок. Когда вернулись, папа уже соорудил костёр, воткнул рогульки, положил на них перекладину, принялся чистить картошку.
Дым от костра отгонял комаров, Катя заняла место поудобнее, и стала помогать папе.
Скоро вода в котелке закипела, папа показал нам, как варится суп. Картошка, рис, банка говяжьей тушёнки, лук, перец, лавровый лист, соль.
Пока готовился обед, мы уже отдохнули, хотели побегать, но папа сказал, что мы набегаемся ещё, за день. Предложил покушать.
Мы, вооружившись ложками, хлебали суп из большой миски, все втроём.
Обалденно вкусный суп! Никогда не пробовал такого.
- Пап! А что ты дома так вкусно не готовишь? – спросил я. Папа засмеялся:
- Дома ты даже не посмотришь на такой суп!
- Почему? – удивился я.
- Потому что сейчас мы в лесу, на свежем воздухе, вот вам и кажется всё вкусным!
Надо сказать, папа и дома иногда варил очень вкусные борщи, любил каши из перловки, ячки. Ещё любил он кашу-сливуху, которую я ненавидел. Готовилась эта каша, вот так: варится картошка с пшёнкой! Потом вода сливается, оставшееся варево папа толчёт толкушкой, с постным маслом. Жуть! Я даже плечами передёргивал, когда видел эту кашу. Однако отец с матерью в своё время пережили жестокий голод тридцатых годов, войну, так что их вкусы для всех нас были загадкой.
Мама рассказывала, какой вкусный кисель из гнилой картошки получался, мы слушали, не понимая, а мама делала нам кисель из брикетов. Вот это была вкуснятина! Не сам, варёный, кисель, а сухой, который мы с Катей понемногу отгрызали от брикета, пока мама не отбирала.
Ещё вкуснее были брикетики сухого, прессованного какао! Но оно стоило дорого: 15 копеек за брикетик.
Папа сказал, чтобы мы немного отдохнули, а сам пошёл доставать орудия труда.
Часть сена была уже собрана в валки, мы подошли к ним, посидели, и, убедившись, что сено мягкое, начали бороться. Это нам понравилось, мы громко смеялись, валяясь в сене.
Папа подошёл, посмеялся над нами, и выдал грабли с деревянными зубьями.
Смотрите, осторожно с граблями! Не кладите никогда зубьями вверх!
- Почему? – спросил я, - Если зубьями вниз, грабли могут сломаться?
- А ты наступи на зубья, тогда поймёшь! – усмехнулся папа, а Катя ехидно посмеялась надо мной.
Мы принялись собирать сено в валки, думая потом ещё побеситься. Однако время шло, мы собирали сено, папа вилами переносил его в одно место, где сооружал копну.
А сено всё не кончалось. Я устал, оглядывался на Катю, но сестра у меня упрямая, не просилась отдыхать, всё гребла и гребла сено, а мне было стыдно проситься на отдых раньше девочки.
Так мы и работали, пока не пришёл брат с другом.
Витя, увидев нас, подошёл, мы, с визгом, бросились ему на шею. Витя смеялся, называл нас котятами, целовал Катю. Потом отпустил, и мы снова принялись за работу, поглядывая на брата и его друга.
- Ты обещал меня похмелить! – кричал друг.
- Сейчас опохмелишься!! – смеялся папа, который уже сметал несколько копёшек, в разных частях поля, - берите слеги, и носите копны вот на это место! – указал папа на загородку, в которой были настелены жерди, - Здесь будем ставить стог.
Мы работали, с любопытством посматривая на Витю с другом. Они взялись носить тяжёлые копны, у Витиного друга скоро майка на спине стала мокрой, хоть выжимай, но он не бросал работу, рассказывая, что он бывший штангист. Был он смешной, толстенький, низенький, азиатской внешности, одноглазый.
Но долго их мы не рассматривали, нам самим хватало дел.
Когда уже тени стали длинными, нам предложили покушать.
Мы лениво поели с Катей супу, легли отдохнуть на сено.
- Что ты делаешь, отец, загонишь ребят, - сказал Витя.
- Пусть привыкают, - буркнул папа. Было видно, что он тоже устал, - Ещё немного, и пойдём домой.
На остатках сил мы собирали сено. Лёгкие грабли уже стали тяжёлыми, сено – неподъёмным.
Но вот стало вечереть.
- Ну как, Сергей, похмелье? Понравилось? – смеялся отец.
- Да! – кричал Сергей, - Всё потом вышло!
Папа собрал вилы и грабли, спрятал их, и мы двинулись в обратный путь.
Когда вышли к мосту, там уже сидели мужики, сказав, что ждут автобус, который ушёл в сторону бухты Анна. Мы тоже присели рядом, на перила.
- Ну, как у вас дела, Котята? – спросил нас Витя.
- Хорошо! – ответили мы, улыбаясь. А что? Работу закончили, сидим, отдыхаем, поедем домой на автобусе, чем не жизнь?
Подошёл автобус, мы вошли, уселись с Катей, на заднее, пыльное, сиденье. Когда автобус тронулся, его сильно начало трясти на неровностях дороги, нас с Катей швыряло друг на друга, мы весело смеялись.
Нас высадили на повороте. Автобус шёл в Ливадию, а нам предстояло ещё дойти до дома. Однако, представив, что всю дорогу нам пришлось бы идти пешком, были довольны. Витя с другом решили прийти к нам в гости.
Дойдя до дома, мы с Катей, уже не препираясь, помылись в душе, поужинали, и нас отправили спать, взрослые остались «с устатку» выпить водки. Завтра нам предстоял ещё один трудовой день, потом ещё один, пока не соберём всё сено.
Забравшись под одеяло, мы с Катей обнялись, счастливо улыбаясь, слыша, как гудят ноги, и провалились в сон.
Глава четвёртая.
Приключения в городе Славутиче, и не только.
- Тоник! – будил меня Катя. Спросонок я не понял, где нахожусь.
- Что, Кать, пора? А где папа?
- Какой папа? – изумилась Катя. Я пригляделся, и упал лицом в подушку. Мне снилось, или я на самом деле сейчас лёг спать у себя дома?
- Тоник! Просыпайся уже! Что тебе снилось?
- Ты снилась, только маленькая, ты была моей сестрёнкой.
- Сестрёнкой? – улыбнулась Катя, - Это любопытно.
- Кать, почему ты назвала меня Котичек? – Катя пожала плечами: - Не знаю, как-то вырвалось.
- Тебе не снилось, что мы маленькие? – Катя опять пожала плечами.
- Может, и снилось, не помню. Вставай, нам пора.
Сначала я был доволен, что не надо идти на покос, потом всё вспомнил, и подумал, что лучше бы пешком туда, обратно, и там, без отдыха и обеда, лишь бы не вести Катю неизвестно куда и к кому.
Несмотря на высокие слова о долге перед человечеством, я не готов бросать свою любимую под танки. Даже если она выживет, всю жизнь будет помнить об этом.
Да и про танки… Те, кто бросался под танки, обвязавшись гранатами, они что, были сиротами, у них не было любимых, жён, детей? Они защищали их жизни, отдавая свою. И дети остались живы, родились внуки, правнуки, и стали плевать на памятники своих дедов, укоряя их в жестокости к, ни в чём не повинным солдатам рейха. «Завоевали бы нас немцы, жили бы, как немцы, пили бы баварское пиво, заедая колбасками».
Человек такая скотина, что любой рай превратит в ад, и плюнет на наш с Катей памятник, если вдруг он появится, и проклянёт нас, за то, что возродили их к жизни, которую они поспешили превратить в существование.