Адвокаты, правозащитники уверяли меня: апелляция занимает много времени — год, а то и два — и все это время я буду в безопасности. Даже те, кого освободили, не посмеют и пальцем пошевелить против меня. Это правда. Говорили, что благодаря моей смелости я представила на всеобщее обозрение условия жизни женщин в моей стране и теперь другие женщины пойдут моим путем. Но скольких из них поддержат их семьи, как поддержали меня? Скольким выпадет шанс, что журналисты расскажут о них в газете, что организации по защите прав человека мобилизуются до такой степени, что заставят вмешаться само правительство? В долине Инда столько деревень, и в них столько неграмотных женщин. Столько женщин, лишенных чести и средств к существованию, которых их мужья и их семьи отвергнут и оставят без защиты. Это так просто.
Мое желание построить в деревне школу для девочек углублялось. Идея возникла у меня буквально чудом. Я искала способ обучать девочек, дать им смелость учиться. В деревнях матери обычно не делают ничего, чтобы им помочь, потому что они сами ничего не могут. Девочка должна помогать по дому, отцу и в голову не придет отдавать ее в учение. Что узнает она от матери, живя в отдаленной провинции? Как готовить шапати, варить рис или дал, стирать белье и сушить его на стволе пальмы, резать траву, пшеницу, сахарный тростник, готовить чай, укладывать спать младших и ходить за водой на колонку. Мать поступала так, и ее мать делала то же самое до нее. Потом наступает пора выходить замуж, рожать детей, и этот цикл повторяется от женщины к женщине.
Но в городах и даже в других провинциях женщины учатся, становятся адвокатами, учителями, врачами, журналистами. Я их встречала. И они не показались мне недостойными. Они уважают своих родителей, мужей, но они имеют право на собственное слово, потому что они обладают знаниями. Для меня это было просто: надо дать знания девочкам, и начать обучать их следует как можно раньше, до того, как матери примутся воспитывать их по собственному облику и подобию.
Никогда не забуду высказывания полицейского, обратившегося к префекту, когда я хотела дать свои показания:
— Дайте я вам объясню, она не умеет говорить...
Я дала отпор. Потому что у меня есть характер? Потому что я была унижена? Потому что вдруг оказалась свободна от своих слов? Или из-за всего этого вместе взятого?
Но я заставлю девочек научиться читать, и сама научусь. И никогда больше я не подпишу чистый лист бумаги отпечатком своего большого пальца.
В какой-то момент мною овладело желание создать небольшую больницу, потому что я помнила, как страдала моя сестра, умершая от рака из-за отсутствия настоящего ухода. Но такое учреждение стоит гораздо больше, чем школа: надо нанять врача, медсестру, приобрести медикаменты для бесплатной раздачи — настоящая головная боль. Когда я оказалась перед представительницей правительства, я выпалила «школа» чисто инстинктивно, потому что до этого события я и не помышляла ни о какой школе. В той драме я чувствовала себя скованной по рукам и ногам, бессильной противостоять ходу событий. Если бы я знала, что написал полицейский, все могло бы быть по-другому. Он попытался бы манипулировать мною как-то иначе, но не с этой стороны.
В некоторых районах базовая полиция и высокие функционеры являются заложниками племенных отношений, контролируемых крупными фермерами. В конечном итоге командуют именно они. Я могу считать, что выжила при этой системе благодаря моей семье, средствам массовой информации, проницательному судье и вмешательству правительства. Моим единственным храбрым поступком было то, что я решилась говорить — тогда как меня учили молчать.
У женщины здесь нет твердой почвы под ногами. Когда она живет у своих родителей, она участвует во всем, чего хотят родители. Как только она переезжает к мужу, она начинает выполнять то, что приказывает делать муж. Когда дети вырастают, эстафету принимают сыновья, и она принадлежит им так же, как мужу.
К моей чести, я сумела освободиться от этого подчинения. Свободной от мужа, не имеющей собственных детей, мне оставалась возможность заниматься чужими детьми.
Моя первая школа — с помощью правительства, как и было обещано, — открылась в конце 2002 года. Государство взяло на себя значительную часть работ — расширило дороги, провело электричество, построило канализацию, а я настояла, чтобы была проведена телефонная линия. Я потратила оставшуюся у меня от пятисот тысяч рупий сумму на покупку двух земельных участков, по полтора гектара каждый, рядом с нашим домом. Я даже продала все свои украшения, чтобы начать работу в школе. Девочки поначалу слушали урок, сидя прямо на земле, под деревьями.