Сейчас моя бабушка старая, плохо видит. Она не знает своего возраста, как не знают его мои отец и мать. У меня есть сейчас удостоверение личности, однако бабушка говорит, что мне на год больше, чем написано в документах. Здесь, в деревне, это не имеет никакого значения. Возраст — это жизнь, проходящие дни, время, их составляющее.
Иногда, в период жатвы, кто-нибудь из родственников говорил:
— Теперь тебе десять лет исполнилось!
Но точной даты никто не знал. Могли спутать с предыдущим ребенком или же со следующим. В деревнях не существовало понятия гражданского состояния. Ребенок родился, он живет, растет, вот и все, что учитывается.
Я начала помогать матери или тете во всем, что касалось работы по дому, в возрасте примерно шести лет. Если отец приносил кукурузу для скотины, я ее рубила. Иногда ходила в поле помогать резать траву. Мой брат Хазор Бахш был занят на жатве, тогда как отец работал в другом месте. У него была небольшая лавка, где он пилил древесину.
Со временем семья увеличилась. У меня появилась сестра, Насим. Другая сестра, Джамаль, к сожалению, от нас ушла. Затем Рахмат и Фатима. Наконец, второй, и последний, сын у моей матери — Шаккур.
Иногда я слышала, как мать говорила, что, если следующим ребенком Бог пошлет ей сына и больше детей у нее не будет, она этим останется довольна. Она как бы признавалась, что родила уже достаточно детей. Но после Шаккура родилась Тасмия, еще одна дочь, последняя.
Между моими братьями разница в возрасте очень большая, но девочки по возрасту ближе друг к другу. Я помню, какие игры мы придумывали с тряпичными куклами, когда у нас было время. Это было очень серьезно. Игра состояла в обсуждении будущих свадеб между куклами. Я брала, к примеру, куклу-мальчика, сестра — куклу-девочку, и начинались такие разговоры:
— Ты хочешь отдать свою дочь за моего сына?
— Хорошо, согласна, но при условии, что ты тоже отдаешь своего сына моей дочери.
— Нет, я не отдам сына. Мой сын уже обручен с дочерью моего дяди.
Используя то, что слышали из разговоров взрослых, мы придумывали воображаемые ссоры вокруг женитьбы, улаживаемые родителями. У нас были куклы, представлявшие «больших» — родителей, старших братьев, даже бабушек — и «маленьких»; в общем, целая семья. Иногда в игре участвовало до двадцати кукол, сделанных из кусочков nкани, собранных по всему дому. Девочек от мальчиков отличала одежда. У мальчиков были брюки и длинные белые рубахи. У девочек на голове платок или шаль. Мы делали им длинные волосы из заплетенных в косу тряпочек. Рисовали лицо, раскрашивали, делали украшения для носа и ушей. Найти что-нибудь для этого было самым трудным, потому что мы могли их мастерить, только используя кусочки расшитой мелкими бусинками ткани или какие-нибудь блестящие предметы, которые взрослые выбрасывали за ненадобностью.
Мы устраивались со всем своим тряпичным семейством в тенечке, подальше от родителей: ведь если мы наблюдали дома перепалку, мы тотчас разыгрывали ее с нашими куклами, и потому совсем не хотели, чтобы нас кто-то слышал! Чтобы уберечь свои сокровища от пыли, мы рассаживали их на кирпичах. И запутанная история женитьбы могла снова начинаться.
— Ты хочешь жениха для своей племянницы? Он еще не вышел из живота матери!
— Если это будет мальчик, ты дашь его мне; если будет девочка, я тебе отдам своего младшего сына.
— Но твой сын должен жить в моем доме. И он должен принести грамм золота. И серьги!
Рассказывая Насим о свадьбе двоюродной сестры, я смеялась, как не смеялась уже давно. Мне было тогда лет семь-восемь. Это было первое большое путешествие, которое мне посчастливилось совершить. Я поехала со своим дядей в другую деревню, за пятьдесят километров от нашей. Дороги не было, лишь узкая тропка, и к тому же была очень плохая погода, без конца лил дождь. Путешествовали, как обычно, на велосипедах. На трех велосипедах разместилась вся семья. Я сидела на раме дядиного велосипеда. Второй пассажир сидел на руле, а третий на багажнике сзади. Дождь продолжался, но мы были рады, что едем на праздник, что увидим двоюродных братьев и сестер, будем с ними играть.
Во время поездки одна моя тетя, в праздничном платье, с красивыми стеклянными браслетами на руках, упала с багажника. Все ее браслеты разбились, сама она поранилась. Все заволновались, потому что она громко кричала. Ей было больно, она плакала над разноцветными кусочками стекла... Ей перевязывали руки, и тут вдруг дети, глядя на нее, стали смеяться. И потом уже все стали смеяться вместе с ними. Мы хохотали как безумные до конца поездки, которая была долгой! Бедная тетя, она тоже смеялась, со своими браслетами из бинтов.
Некоторое время спустя я рассказала Насим о своей собственной свадьбе.
Несмотря на свою ученость, Насим вынуждена была уважать традиции, и для нее уже давно был выбран муж. Но он не соответствовал ее идеалу. Не желая выказывать неуважение к родителям, она пыталась спокойно, без конфликта избежать этого союза. Ей двадцать семь лет, она учится. Поскольку она никак себя не проявляла, то надеялась, что он сам устанет ждать, покинет ее, встретит какую-нибудь другую девушку. Во всяком случае, она говорила, что будет сопротивляться сколько возможно. Пока что она не встретила идеального мужчину.
Это один из главных традиционных запретов. Девушка не имеет права выбирать сама. Рискнувшие сделать самостоятельный выбор подвергались угрозам, унижению, избиению, некоторые даже были убиты, хотя новые законы в принципе должны уважать выбор женщины. Но в каждой касте свои традиции, и исламский закон не позволяет такого. Пары, образовавшиеся в силу собственного выбора, испытывают огромные трудности, чтобы доказать легальность своего брака. Так, женщина может быть обвинена в зина,греховном деянии, охватывающем прелюбодеяние, внебрачные отношения, а также изнасилование. За это она может быть приговорена к смерти путем побивания камнями, даже притом, что данный вид казни запрещен. Мы постоянно находимся между двумя различными юридическими системами: религиозной и официальной. Да еще не надо забывать, что они обе усложняются клановыми, племенными отношениями, со своими собственными правилами, совершенно не считающимися с официальными, а порой и с религиозными законами.
С разводом тоже очень сложно. Лишь муж может предоставить развод. Когда женщина начинает процедуру развода в государственном суде, семья ее мужа может счесть себя «обесчещенной» и назначить «наказание». К тому же судебные процедуры не всегда приводят к судебному решению.
В моем случае все проходило по-другому, но я добилась результата, на который надеялась. Тогда мне было восемнадцать лет.
Моя сестра Джамаль пришла и весело шепнула мне на ухо:
— Семья твоего жениха уже здесь.
Я разрывалась между чувствами радости и стыда. Радости, оттого что я выйду замуж, моя жизнь изменится, и стыда, потому что моя сестра смеялась, кузины шутили, и я nоже должна была подшучивать над этой великой новостью. Словно меня это вовсе не интересовало.
— Твой принц тоже здесь!
— Да шел бы он куда подальше!
Во всяком случае, все происходило где-то там, между мужчинами. Собрались все дяди, братья, родные и двоюродные, из обеих семей, моей и будущего мужа. Кто-то предложил дату, и начался спор, потому что надо было выбрать, чтобы этот день всем подходил. При этом следовало учитывать фазы Луны, период жатвы, обычаи. Кто-нибудь мог сказать:
— Только не пятница, в этот день женится другой кузен.
— Тогда в воскресенье.
Другой возражал:
— Нет, воскресенье не подходит, в этот день моя очередь брать воду для полива, я буду занят.
В конце концов, назначили дату, на которую согласились все мужчины. Женщины не имеют права голоса. Не говоря о невесте.
Вечером глава семьи возвращается домой, объявляет новость своей жене, и таким образом одна из дочерей узнает, что такого-то числа она выходит замуж. Я не помню точно ни день, ни месяц своей свадьбы. Знаю только, что день был назначен за месяц до Рамадана.