— Ну, давай, давай, не снимай гхунд, пока он не даст нам двести рупий...
— Нет, нет, пятьсот рупий...
— Нет, нет, не снимай гхунд, пока он не даст нам тысячу рупий...
Муж сбил цену до пятисот рупий. В то время это была немалая сумма. Можно купить козленка.
И вот, наконец, он увидел мое лицо.
В комнате, где мы должны были спать, стояло четыре кровати. Мы будем не одни.
Три ночи я провела в доме брата моего мужа, пока не вошла в дом мужа — в единственную комнату. Но потом он захотел вернуться к брату, он не мог жить без него! К несчастью, жена брата не выносила меня. Она без конца выискивала что-то, придиралась, упрекала меня в том, что я ничего не делаю, и при этом все время мешала мне что-либо делать.
Поскольку брачный контракт, составленный моей семьей, предусматривал, что мой муж будет жить у нас, я вернулась домой через месяц после этой странной свадьбы, но он со мной не пошел. Он хотел своего брата, он отказывался работать с моим отцом; я даже задавала себе вопрос, хотел ли он меня, потому что я без труда добилась, чтобы он дал мне талак — развод, в соответствии с которым он меня «освобождал». Я вернула ему все украшения. Я была свободна, пусть даже разведенная женщина по нашим традициям не пользуется уважением. Я должна была жить с родителями — жить одной женщине невозможно, иначе она приобретала плохую репутацию. Я работала, помогала своей семье. Благодаря преподаванию детям Корана, которое я осуществляла на общественных началах, и урокам вышивания, которые я давала деревенским женщинам, я снова обрела свое счастье, меня уважали жители деревни, моя жизнь вернулась в спокойное русло.
До того проклятого дня, 22 июня.
Система племенного правосудия в виде джирги восходит к обычаям предков, не соответствующим религии и закону. Само правительство, обратив внимание на это несоответствие, порекомендовало губернаторам провинций и полиции «в обязательном порядке» регистрировать в так называемом первичном протоколе информацию, позволяющую расследовать дела по преступлениям во имя чести. Следовало не допускать, чтобы виновные ссылались на вердикт джирги, оправдывая совершенные гнусности или кровавые преступления.
И этот первичный протокол, как случалось со многими другими, я подписала в виде чистого листа! Местная полиция взяла на себя труд изложить мою жалобу на свое усмотрение ради того, чтобы избежать неприятностей с главенствующей кастой.
Мужское малодушие, подлость, несправедливость. Считается, что в деревенских советах мужчины, собирающиеся ради урегулирования семейных конфликтов, — люди мудрые, а не бессовестные и жестокие. В моем случае возбужденный и заносчивый молодой человек, движимый лишь жестокостью и желанием причинить зло, увлек за собой всех остальных. Более взрослые, умудренные жизнью мужчины оказались в меньшинстве.
А женщины испокон века были от собраний отстранены. Притом что именно они, матери, бабушки, ведущие повседневное хозяйство, знают все семейные проблемы, как никто другой. Презрение мужчин к их умственным способностям держит их поодаль. Даже не смею мечтать, что когда-нибудь, пусть очень нескоро, в деревенском собрании примут участие женщины.
Что еще хуже, именно женщины служат разменной монетой, когда требуется урегулировать спор и понести наказание. А наказание всегда одно и то же. Поскольку сексуальность — табу, поскольку честь мужчины в нашем обществе — это как раз женщина, то за разрешение конфликта платят насильным замужеством или изнасилованием. Но Коран не учит такому.
Поначалу такого рода решения были призваны гасить конфликты между племенами и кастами благодаря смешению.
В реальности все по-другому. Если бы отец и дядя согласились отдать меня замуж за мастои, моя жизнь превратилась бы в ад. Выданная замуж при таких условиях, женщина подвергается еще более грубому обращению, она отвергнута другими женщинами, фактически находится в рабстве.
Еще хуже бывает, когда насилие совершается для урегулирования материальных счетов либо из-за банальной ревности между двумя соседями. А когда женщины пытаются добиться справедливости, их же обвиняют в том, что они совершили супружескую измену или спровоцировали недозволенные законом отношения!
Но моя семья все же отличается от большинства других. Я не знаю истории касты гуджар в Пенджабе, не знаю, откуда пришло мое племя, каковы были его традиции и обычаи до разделения Индии и Пакистана. Наше сообщество одновременно воинственное и сельскохозяйственное. Мы говорим на редком диалекте, встречающемся на юге Пенджаба — сараики, — тогда как официальным языком в стране является урду. Многие грамотные пакистанцы говорят на английском. Я не говорю ни на том, ни на другом.
Насим теперь была моей подругой, она знала обо мне абсолютно все, и если я все еще опасалась мужчин, то у нее этого страха не было.
Самое важное, что я открыла для себя с ее помощью, не считая необходимости обучения девочек, предоставления им возможности открытия внешнего мира благодаря умению читать и писать, — это представление о самой себе как о человеке. Я научилась уважать себя как женщину. До этого мое несогласие, возмущение было инстинктивным, я действовала так, чтобы выжить, и ради моей семьи, которой грозила опасность. Что-то во мне отказывалось смириться. Иначе я бы поддалась искушению свести счеты с жизнью. Каким образом подняться после надругательства? Как преодолеть отчаяние? Сначала от желанной смерти спасает злость, инстинкт отмщения. Эти чувства помогают восстановиться, ходить, действовать. Прибитый грозой колос пшеницы может либо подняться, либо сгнить на корню. Сначала я поднялась сама, но постепенно стала осознавать свое существование как человека, осознавать свои законные права. Я верующая, я люблю свою деревню, люблю Пенджаб, но я хочу, чтобы в моей стране у всех обиженных женщин, у девочек будущих поколений был другой статус. Я не была воинствующей феминисткой изначально, хотя многие средства массовой информации представляли меня таковой. Я стала ею в силу опыта, потому что выжила, я, простая женщина в мире, где правят мужчины.
Но презрение к мужчинам — не то, что нужно для повышения самоуважения.
Надо пробовать бороться с ними на равных.
А в Мирвале время течет своим чередом
Моя деревня находится в районе Муззаффаргар. До сих пор она была никому не известна, затерянная в долине Инда на юге Западного Пенджаба. Полицейский участок имеется в Джатое, в пяти километрах. Ближайшие крупные города — Дера Гази Хан и Мултан, примерно в трех часах езды на машине по дороге, запруженной огромными грузовиками, перегруженными мотоциклами и тяжелыми повозками. У нас в деревне нет торговых точек и до последнего времени не было школы.
Основание школы вызвало интерес жителей. Сначала это было осторожное любопытство, и у меня было всего несколько учеников. С помощью Насим надо было обойти дома и убедить родителей доверить нам своих дочерей. Перед нами не захлопывали двери, но отцы давали понять, что девочки созданы для дома, а не для учебы. У мальчиков было больше возможностей. Те, кто не работал в поле, ходили в школу в соседнюю деревню, и никто им не препятствовал.
Эти дипломатические демарши заняли у нас немало времени. Разумеется, речь не шла о том, чтобы наведаться в дом мастои. Старшие сыновья сидели в тюрьме «из-за меня». И если бы полиция оставила меня хоть на день без охраны, я знала, они бы этим воспользовались. Они говорили всем, кто хотел слушать, что будут мстить мне и моей семье.
Строительство школы вначале зависело от наших средств. Здание должно было быть простым и светлым. Школьная мебель появилась позднее, и, к сожалению, несколько детей, самых маленьких, были вынуждены сидеть прямо на полу. К счастью, мне удалось купить большой вентилятор, который спасал детей от жары и мух.
Поначалу у нас была только одна учительница, но благодаря статье, написанной Николя Кристофом для «Нью-Йорк таймс» и появившейся в декабре 2004 года, школа привлекла внимание Верховного комиссара Канады в Исламабаде, госпожи Маргарет Хубер. Канада сотрудничает с Пакистаном в области образования, здравоохранения и управления с 1947 года. Изменения в политическом устройстве не помешали поддерживать это сотрудничество, которое опирается на помощь местных общественных организаций. Эта страна вложила миллионы долларов в развитие нашего образования и здравоохранения.