Ее голова невольно откинулась назад, ему на плечо, и она закрыла глаза.
– А разве я не права, Александр? – На мгновение ее тело расслабилось, и она ощутила тепло его крепкой груди на своей спине. – Когда-то мне хотелось верить, что может быть по-иному. Но вскоре я поняла, как глубоко ошибалась. – Она высвободилась из его объятий, подошла и схватилась за стул, чтобы сохранить равновесие. Рука ее дрожала. – Это был урок, который стоил мне очень, очень дорого.
Шум, крик и визг базарного дня разбудили их на следующее утро задолго до рассвета. Как и ожидала, Катарина спала плохо, если вообще спала. Открыла глаза она со слабым стоном.
– Пора, сонная киска, – услышала она веселый до неприличия голос Александра.
Она снова застонала, перевернулась и, натягивая одеяло на голову, пробормотала:
– Ненавижу свиней.
– Что объясняет твое желание остановиться на постоялом дворе с названием «Пронзенный Копьем Кабан», – с усмешкой бросил он. – Ты хорошо спала или большую часть ночи провела, защищая свою добродетель?
Она сдернула с головы одеяло и сердито уставилась на него одним глазом.
– Нет, я не защищала полночи свою добродетель, но я полночи не спала из-за проклятого медведя в постели.
Он стоял у окна, одетый только в бриджи, влажное льняное полотенце перекинуто через шею. Катарина открыла оба глаза. Снова воздух пронзил поросячий визг, и она поморщилась.
– Не могу сказать за свинью, – заметил он. – Но медведь спал как…
– Медведь, – закончила она.
Он усмехнулся во весь рот и отвесил ей церемонный поклон, на который она, фыркнув, ответила:
– Почему ты такой отвратительно веселый сегодня утром?
Он пожал плечами:
– Может, из-за компании?
Она закрыла глаза и со стоном сказала:
– Только не надо снова этих глупостей.
– Но скорее всего, – продолжал он, словно она и не говорила, – потому что мне здесь уютно и тепло, а все эти люди там внизу мерзнут в это холодное осеннее утро.
– Злорадствуешь, м-м-м? – пробормотала она, подумывая, не поспать ли ей еще. – Все эти люди…
Ее глаза широко раскрылись.
– Черт! Одетая только в сорочку, она отбросила одеяло, вскочила и быстро принялась умываться.
– Катарина?
– Сегодня последний базарный день до наступления зимы, – сказала она, и ее слова прозвучали приглушенно, так как она вытирала в этот момент лицо полотенцем. – Если не потороплюсь, очередь к сапожнику протянется до самых ворот, а я окажусь в самом конце ее!
– К сапожнику? – недоверчиво переспросил он. – Не хочешь же ты сказать, что в самом деле собираешься…
– Приобрести сапоги? – она бросила на него взгляд поверх полотенца. – Ну конечно. Мы же для этого приехали сюда, не так ли?
– Ха! – Он скрестил руки на груди. Свет раннего утра поблескивал на его мускулистой груди. – А если ты посмеешь еще мне строить глазки, я куплю тебе десятка два свиней.
Она опустила взгляд на полотенце.
– Ну, еще Франц хотел, чтобы я купила для него кое-какие садовые принадлежности.
– Садовые?.. – Он поспешно взял свою сорочку и рывком надел ее через голову. – Тебе несомненно понадобится помощник, чтобы принести весь этот груз.
– Я могу попросить, чтобы доставили сюда.
Он старательно заправлял полы сорочки в бриджи.
– Тогда мне следует быть там и проследить, чтобы ты все отправила.
Она состроила недовольную гримасу, затем пожала плечами. Его присутствие несколько усложнит ее задачу, но не сделает невозможной. Хотя он вряд ли проглотит любое придуманное ею объяснение.
– Как пожелаешь, полковник.
– Как я пожелаю? – фыркнув, спросил он и громко притопнул сапогами. – Едва ли что-либо происходит по-моему желанию.
Она помедлила в своих сборах и задумалась о его словах, удивленная тем, что он, словно эхо, повторил ее собственные чувства, всего несколько дней назад поведанные Францу. Ей пришло в голову, что он, возможно, тоже страдает от стоящей перед ним такой же трудной дилеммы. Эта мысль смутила ее, и она поспешно ее отмела. Он солдат, напомнила она себе, а солдаты знают один и только один способ, как преодолевать препятствия на своем пути.
Очередь перед лавкой сапожника была огромной, как она и ожидала. Они простояли три часа, но Катарина почти не замечала времени. По пути к лавке на переполненных народом улицах она увидела много мужчин, одетых так же, как Александр, – в коричневые кожаные бриджи и куртки из буйволовой кожи. Трое или четверо из них встретились с Александром взглядом, удержали его на мгновение, затем, не подавая виду, что знают его, прошли мимо. Подчиненные полковника, о которых говорил Траген?
Она снова и снова прокручивала эту информацию в голове, обдумывая, сможет ли извлечь из этого пользу. Сегодня у сапожника она справится с присутствием Александра, но через день-два он станет помехой.
Про себя она отметила, что толпа сегодня ведет себя непривычно сдержанно. Потом поняла, что Александр незаметно удерживает на расстоянии толкающихся людей. Она притихла, ей совсем не по вкусу была его поддержка.
– Мадам фон Леве! – воскликнул чей-то голос, выводя ее из задумчивости. Сапожник Германн Юнстлер улыбался ей и низко кланялся. – Так приятно увидеть вас снова, мадам. Я всецело в вашем распоряжении, как всегда, любую услугу, какую вы только захотите…
– Мастер Юнстлер! – воскликнула Катарина, называя его званием, дарованным ему гильдией, и поспешила оборвать его на полуфразе, чтобы он ничего не выдал полковнику. – Опять новые башмаки, – сказала она улыбаясь и, указав на Александра, добавила: – И моему мужу тоже, как видите.
Сапожник принялся обдумывать поставленную перед ним задачу, время от времени покачивая головой и постукивая пальцем по тонким губам. Она нагнулась вперед и произнесла театральным шепотом:
– Мне кажется, ноги у него до сих пор растут. – И, не дождавшись, пока стихнет смех стоявших рядом людей, она тихо добавила: – И еще одно одолжение.
Один кивок был чуть энергичнее остальных. Этот единственный поданный им знак свидетельствовал, что он услышал ее вторую фразу и ясно понял, что должен сохранять осторожность, держать втайне другие их дела. «Он сообразительный, этот мастер Юнстлер, – мысленно улыбнувшись, подумала она. – Впрочем, он всегда был таким».
Примерка ее сапог прошла быстро. Александр только приподнял бровь, когда сапожник достал ее мерки из одного из ящиков, стоявших в беспорядке в глубине лавки. Сапожник, должно быть, заметил это, так как поспешно снял новую мерку, сказав, что нога могла похудеть.
Объясняя, какие ей нужны сапоги, она нагнулась и тихо произнесла:
– Посмотри на его одежду, мне нужна такая же.
Мастер Юнстлер провел большим пальцем по ее стопе и кивнул. Повернувшись спиной к полковнику, он посмотрел на нее и спросил, беззвучно шевеля губами:
– Для кого?
– Для меня, – так же беззвучно ответила она.
Она почувствовала, что он на мгновение заколебался, затем что-то нацарапал, встал и поклонился Александру.
– Милорд фон Леве, давайте посмотрим, что можно сделать для вас.
– Ты выглядишь вполне довольной, – заметил Александр, подозрительно разглядывая ее за столом с остатками ужина. – Не могу понять – это из-за вина… или причина в чем-то другом.
Он взял бутыль и вылил себе остатки вина.
Она ответила усмешкой. Да, она была вполне довольна собой. Чуть раньше Александр помешал угли в камине, не зная, что уничтожает следы присланной ей мастером Юнстлером записки, где он заверял, что ее желания будут исполнены. Ей хотелось бы, чтобы он использовал другие выражения, но для нее главное – получить подходящую одежду.
Она бросила взгляд на «садовые» принадлежности, сложенные в углу и завернутые в ожидании отправки в Леве. И хихикнула, размышляя о том, следует ли ей добавить несколько луковиц тюльпана и положить их среди катушек запального фитиля.