Он протянул ей глиняную бутыль с вином, но она отрицательно покачала головой.
– Хорошо, если ты с фон Леве, – продолжил он, наливая себе вина в кубок, – то скоро узнаешь. Хотя, кажется, ты сказал Гизеле, что находишься на службе у маркграфа… маркграфа…
– Карабаса, – подсказала она.
– Карабаса! – повторил он, вздернув бровь. – Интересно. Мне говорили, что долина была… – На лице его отразилось понимание. – Император быстро награждает своих союзников.
Катарина решила сделать вид, будто ничего не знает о политических делах Таузенда.
– Разве фон Меклен ожидает каких-то неприятностей? Я прислан сюда, чтобы заверить герцога в готовности милорда Карабаса предоставить ему необходимую помощь, если она когда-нибудь понадобится.
Хазард приподнял кубок с вином.
– Поддержку какого рода? – попытался уточнить он. С равнодушным видом пожав плечами, она сказала:
– Обычную, капитан. Лошади, мушкеты, карабины, пики, пара пушек.
Он казался изумленным.
– Так много? Ну, герцогу повезло с союзниками.
Катарина расправила плечи и поклонилась.
– Я должен идти, сэр. – Положив руку на щеколду, она помедлила. – И герцог сказал нечто подобное.
Хазард приветственным жестом поднял кубок.
– И маркграфу тоже повезло, лейтенант, если с ним фон Леве.
– Спасибо, капитан. Вы присмотрите за мальчиком?
– Даю слово.
Она энергично, по-мужски, кивнула и удалилась.
Был момент, когда самообладание чуть не покинуло ее. Александр прав. Она мысленно проклинала своего брата и всех солдат, содрогаясь от гнева, и слепо брела по пустым холлам дворца. Перед ее мысленным взором в алом тумане парило лицо ее племянника с наполовину зажившими синяками под глазами.
Боже милосердный! Сколько же ошибок она совершила! Споткнувшись о массивный стол, Катарина отшатнулась от него. Она уцелела, но какой ценой… какой ценой! Ее пальцы коснулись чего-то холодного, и она опустила взгляд на задвижку входной двери. Катарина с изумлением осмотрелась. Где она? Комната казалась давно уже заброшенной и совершенно незнакомой.
Она с раздражением смахнула горячие слезы со щек. Как часто другие расплачивались за ее неразумную смелость. Сердце ее разрывалось от боли, и она распахнула дверь, не заботясь о последствиях.
Холодный ночной воздух окутал ее, появилось ощущение, будто ее слезы превратились в ледяные кинжалы. Она споткнулась и, чтобы сохранить равновесие, схватилась за холодный камень. Острый мраморный край впился ей в ладонь. Крыло ангела. Ангела смерти.
Она вышла из своего кошмара прямо на кладбище. Всхлипнув, Катарина отдернула руку и бросилась бежать, спотыкаясь в темноте о надгробия нескольких поколений дворцовых семей.
Впереди ее ожидала еще более глубокая тьма, и, бросившись навстречу ей, она упала, споткнувшись о холодную мраморную плиту. Фамильная усыпальница Таузендов.
«Халле, Халле, прости меня», – мысленно молила она, затем непроизвольно встала на колени и поползла навстречу желанной тьме.
В усыпальнице она упала перед надгробным памятником и разразилась слезами. Рыдания сотрясали ее тело.
– Мне так жаль, Халле. Так жаль. Прости меня. – Катарина скребла мрамор ногтями, словно пытаясь зачеркнуть надпись. – Вернись. Вернись. Лучше я умру. Пусть лучше я расплачусь за свою ужасную ошибку. – Она принялась колотить по надгробной плите. – Нет, нет, не кричи, Халле. Не кричи!. – Катарина свернулась клубком, заткнув руками уши. – Не кричи. Прекрати…
Невидимые руки схватили и подняли ее. Она вскрикнула и забилась в железных объятиях.
– Спокойно, спокойно, Кэт!
Голос показался знакомым, но ему не было места в ее кошмаре… не было места среди кровожадного лая гончих, среди животного похрюкивания мужчины, среди криков умирающей женщины.
– Пусти меня! Пусти!
Ее обхватили еще крепче и вытащили из усыпальницы.
– Кэт, это Александр. Успокойся. Я не причиню тебе вреда. Спокойно, дорогая, спокойно.
Свежий воздух, свежий, воздух. Она прерывисто дышала.
– Отпусти меня, – сказала она тихо.
Руки, державшие ее, разжались, и она, высвободившись, принялась огромными глотками вдыхать свежий ночной воздух. Сознание стало постепенно возвращаться к ней, она села перед парящими ангелами смерти, и ее взгляд постепенно сосредоточился на неясно вырисовывающейся фигуре Александра, присевшего рядом и внимательно смотревшего на нее.
– Катарина…
Она отмахнулась от его вопроса, прежде чем он успел задать его.
– Я устала, просто устала. Давай выбираться отсюда. Наверное, я подняла на ноги половину дворцовой охраны.
– Ее не так уж много, – заметил он, оставив незаданными множество вопросов. – Меньше, чем должно быть, и, думаю, им потребуется немало времени, чтобы собраться с духом и прийти на кладбище, чтобы выяснить причину женских криков.
Он протянул руку, и после минутного колебания Катарина приняла ее, хотя даже при тусклом свете можно было понять, что незаданные вопросы вот-вот прозвучат.
Во тьме, задолго до зари, он молча вел ее по улицам Таузендбурга, пальцы ее сжимали его руку и не выпускали всю дорогу до «Пронзенного Копьем Кабана», хотя где-то в глубине своего словно расколовшегося сознания она понимала, как им повезло, что в столь ранний час никого не было на улицах, кто мог бы увидеть, как один мужчина ночью ведет за собой другого на постоялый двор.
На постоялом дворе сонный зевающий мальчишка-кочегар оторвал взгляд от камина, когда они входили в дверь, но лишь моргнул и снова занялся разведением огня.
Только когда они приблизились к своей комнате, Катарина осознала, что каким-то образом во время их прогулки все переменилось и теперь не она сжимала его руку, а он стиснул ее. Она попыталась освободиться, но ее пальцы был слишком крепко переплетены с его пальцами. Она хотела вытащить их, но он только сжал их еще крепче.
– Александр, – сердито прошептала она.
Он не ответил и распахнул дверь в комнату, в последний момент придержав ее, чтобы она с грохотом не ударилась о стену.
– Александр, – снова сказала она, стараясь выдернуть руку.
Он вывернул ей руку за спину, так что Катарина вскрикнула, и толкнул на кровать лицом вниз.
– Да, Катарина? – обманчиво мягко произнес он, но в голосе его таилась угроза. – Ты хочешь что-то мне сказать?
Она повернула голову и с жадностью вдохнула воздух.
– Почему ты так поступаешь?
– Ты дала мне слово, что не выдашь моих сторонников. И что же ты сделала? Я обнаружил, как ты проскользнула прямо во дворец. – У края кровати он сжал коленями ее бедра. – Кого ты пошла повидать? С кем говорила?
– Я не предавала тебя! Клянусь!
– С кем ты говорила? – требовал он ответа, выворачивая ей руку еще сильнее.
Она поморщилась.
– Просто с человеком, которого когда-то знала.
– В самом деле? Может, с графом Балтазаром фон Мекленом?
– О Боже, нет! – Изогнувшись, она попыталась вывернуться и вскрикнула от боли, но он продолжал крепко держать ее. – Как ты мог подумать?
– Я шел за тобой, затем потерял из вида, потом снова нашел. Когда ты вышла из дворца, меня захлестнула волна облегчения оттого, что ты жива и невредима. Знаешь ли ты, что слуги фон Меклена ушли с этого места всего несколько минут назад?
– Пожалуйста, Александр… почему ты так рассердился?
– Кто же не рассердится, когда его обманывает авантюристка. Меня это оскорбило. И мне не по вкусу сносить такого рода оскорбления. Я увидел, как ты вошла в это непристойное святилище мертвых с именем фон Мекленов, вырезанным на мраморной плите над дверью… Ты должна была с кем-то встретиться? Ты способствуешь свержению законного герцога?
– Клянусь! – Она снова забилась в его руках. – Нет!
– Я нашел тебя рыдающей в его фамильной усыпальнице. Такое горе, Катарина! Разве можно горевать по кому-то из фон Мекленов? Этот негодяй – воплощение зла, но он имеет способность зачаровывать, как змей в садах Эдема. Он может соблазнить любого: женщину – красотой своего тела, мужчину – силой разума, а затем заставить их предать самих себя. Не это ли произошло с тобой?