Она одарила его почти искренней улыбкой и похлопала по одной из седельных сумок.
– И даже в книге Грендель нет заклинаний против этого.
– В книге Грендель вообще нет заклинаний, – заметил он.
– Я знаю, – ответила она.
– Но тебе не нужны заклинания, Катарина.
– Знаю.
– Потому что мир не чудо.
– Знаю, – в третий раз ответила она, и в ее голосе больше не было музыки – только печаль.
Когда они еще немного проехали по тропе, Александр снова остановил лошадь и внимательно всмотрелся в серый полумрак леса слева от них.
– В чем дело? – тихо спросила Катарина.
Он на мгновение поднял руку, затем указал вперед, вдоль тропы.
– Там, впереди.
Он спешился и, приказав ей оставаться на месте, медленно и осторожно двинулся по тропе.
Она затаила дыхание, а рука невольно скользнула в карман за пистолетом. Александр скрылся среди деревьев. Ее сердце бешено билось, и его удары, казалось, отдавались в ушах. Пальцы крепко сжали рукоятку пистолета.
Где же он? Она не слышала звуков борьбы. Возможно, их приглушил снег? Или в ход пошел нож? Она всматривалась в деревья, пытаясь определить, куда он ушел. Тишина. Безмолвие.
Разозлившись на собственную трусость, она соскользнула на землю, крепко сжимая пистолет, и пошла по следам Александра, хорошо видным на свежем снегу, стараясь наступать в них, хотя это было и нелегко – шаги оказались слишком широкими. Она подошла к зарослям, среди которых он скрылся, следы вырисовывались четко и принадлежали явно одному человеку.
Она взвела курок и сошла с тропинки. До нее донеся хлопок, похожий на звук пощечины, и она бросилась вперед. Александр!
– Довольно, – услышала она голос Александра и, споткнувшись, остановилась на краю небольшой прогалины, в центре которой догорал маленький костер, а рядом с ним на пеньке сидел тощий оборванный человек, его держали двое крепких и сильных фермеров из долины.
– Это шпион, милорд! – заявил один из фермеров. – Он должен умереть, как бешеный пес, кем он и является.
– Нет, нет, – запротестовал оборванец.
– Ты на днях расспрашивал об его светлости в деревне! – Фермер принялся трясти его. – Попробуй отрицать это! У нас есть пять свидетелей, которые могут подтвердить.
– Невинные вопросы! – выпалил оборванец. – Клянусь. Пожалуйста, добрый человек… мое плечо…
– Отпустите его, – приказал Александр фермерам, и они неохотно подчинились. Полковник внимательно вгляделся в лицо незнакомца, который при этом зашаркал ногами. – Невинные вопросы по поручению кого?
– Высочайшего из людей! – хвастливо ответил человек.
Катарина подошла поближе и спрятала пистолет в карман. Шпага Александра может оказаться более действенной. Подбоченившись, она пристально посмотрела на незнакомца. Цвет его ливреи под курткой говорил о том, что он принадлежал к дому ее отца.
– Высочайшего, не так ли? Понятия не имела, что император снизойдет до человека, роющегося в грязи.
Человек почувствовал неловкость.
– Не так высоко.
– А-а, значит, герцог Таузенд?
В ответ раздался взрыв смеха.
– Опять нет. Старик знать ни о чем не желает, кроме своих книг. Но молодой пожелал.
Катарина и Александр переглянулись, затем полковник сказал:
– Отведите этого «невинного» человека в деревню и скажите Клаусу, что негодяя следует как следует допросить по поводу его «невинных» вопросов.
Фермеры усмехнулись и рывком подняли оборванца на ноги.
– Тотчас же, милорд, – сказал тот, что повыше ростом. – Бьюсь об заклад, что легкий привкус ада над горном кузнеца заставит его многое вспомнить.
– Я очень рассчитываю на это, – вполголоса сказал Александр, когда они скрылись среди деревьев.
Тишина, словно саваном, окутала их.
– Фон Меклен, – прошептала Катарина, ее взгляд все еще был прикован к тому месту, куда скрылись мужчины.
– Фон Меклен, – согласился Александр. Дрожащими руками она поплотнее закуталась в плащ. «Он подступает все ближе и ближе». Еще даже не Рождество, но для них весна вот-вот наступит.
Глава 17
Они возобновили свой путь в молчании. Снегопад, казалось, немного ослабел к тому времени, как они в ранних сумерках зимнего дня миновали колодец. Длинные тени протянулись поперек аллеи тополей, но там, где вместо деревьев стояли пни, тени были короче. Конь Катарины фыркнул на морозе, и она улыбнулась.
– Дом! – сказала она Александру, когда он поравнялся с ней. Конь вышел из тени на дневной свет, и она привстала на стременах. – Посмотри! Вот оно! Леве. – Она снова села и пустила коня рысью.
– Кэт… – начал он.
– Живей! Мы почти дома! – прокричала она в ответ. «Черт бы побрал эту женщину!» – пробормотал он и пришпорил лошадь. Им следует приближаться осторожно, кто знает, что их там ожидает.
Когда он поравнялся с ее конем, Катарина уже соскочила на землю и бежала к парадной двери.
Дверь широко распахнулась, и из дома, раскинув руки, выскочил маленький постреленок.
– Мама! – взвизгнула Изабо. – Мама, мама…
Александр неторопливо спешился, наблюдая за тем, как Катарина подняла дочь и кружила ее до тех пор, пока обе, смеясь, не рухнули в снег. Изабо увидела его сквозь поднятое ими белое облако.
– Полковник-папа! – закричала она с той же радостью, с какой приветствовала мать. Маленький эльф вырвался из объятий Катарины и, размахивая руками, бросился к нему, перепрыгивая через сугробы, доходившие ребенку почти до колен. – Полковник-папа!
Он перевел взгляд на смеющуюся Катарину – плащ сбился набок, шляпа упала в сугроб, волосы выбились из прически, и вся она была засыпана снегом. Неожиданно он почувствовал, как что-то изменилось в его душе, словно у него появилось какое-то убежище.
Незнакомое чувство зародилось где-то в глубине, и он нагнулся, подхватил ликующее существо с голубыми глазами и светло-каштановыми волосами и закружил ее так же, как делала это мать. Его шляпа с плюмажем слетела с головы и упала в снег, но он даже не заметил. Две маленькие ручки попытались обхватить его за шею.
– Я так рада, что ты дома, полковник-папа, – чуть слышно пробормотала девчушка, ее щедрое объятие включило в себя, наряду с его шеей, левое ухо и половину головы. Затем она откинулась, сидя на его руке, одарила его широкой сияющей улыбкой и поцеловала в щеку.
Смеющаяся Катарина подошла к ним. Поддавшись порыву, он свободной рукой обхватил за талию и приподнял эту прекрасную мужественную женщину, закружив их обеих. Изабо крепко держалась за них. Катарина взвизгнула, а он смеялся, смеялся, смеялся…
И этот смех звучал в душе Катарины словно колыбельная, которую она станет петь Изабо суровыми зимними ночами, согретыми обволакивающим теплом только что разведенного огня. Затем музыка его смеха постепенно замерла, и на лицо Александра, так преобразившееся минуту назад, вернулась привычная маска. Ее руки почувствовали сквозь складки плаща и куртку, как его тело отстранилось. Она проследила за направлением его взгляда – в дверях стоял Траген, неподвижная мрачная фигура, нависшая над ними, подобно высшему судье, посланнику вечности, осуждающему их смех и счастье.
Александр стал освобождаться из переплетенных рук. Изабо, все еще смеясь, поспешно обхватила его колено. Он растерянно посмотрел вниз, и маленький пострел одарил его широкой лучезарной улыбкой, не замечая, что на щеке остались следы снега от его сапога.
Катарина отряхнула снег с лица девочки.
– Милая, а не сходить ли тебе посмотреть, что там нашел Страйф, – сказала Катарина, показывая на кота, белая шкурка которого сливалась со снегом так, что казалось, будто у основания одного из пней рассыпаны черные заплаты.
Изабо по-взрослому вздохнула и направилась к коту.