– Страйф! Ты опять гоняешься за крольчонком! Я же тебе уже говорила, что кролик хочет спать, а не играть.
Катарина тихо рассмеялась.
– Она говорит совсем как Луиза.
Катарина встретилась взглядом с Александром и почувствовала, как угасают последние искорки смеха и он все больше отдаляется от нее.
– Я. должен обсудить кое-какие дела с Трагеном, – сказал, он и поклонился, осыпав ее снегом со своего плаща. – С вашего дозволения.
И он ушел, снова став солдатом в полном смысле этого слова.
Луиза подошла к Катарине, проводив взглядом Александра.
– Успешная поездка? – спросила она, слишком внимательно всматриваясь в лицо Катарины.
– Мне удалось приобрести почти все, что нам необходимо, – ответила Катарина, добавив про себя: «Но не то, что хотела». – Патронташи и запальный фитиль. По хорошей цене купила опору для мушкета. Сейчас их много, когда война окон… – Катарина оборвала себя на полуслове и принялась стряхивать снег с плаща. – И сапоги. Новые сапоги. Не стоит про них забывать. – Она направилась к опустевшему дверному проему. – А в целом это было… долгое путешествие, – закончила она, проигнорировав ехидную улыбку, появившуюся на лице идущей рядом женщины. – Очень долгое путешествие.
На несколько оставшихся до Рождества недель, на Святки, которые праздновало большинство строгих протестантов, мир для нее ограничился до дома в Леве и нескольких ближайших ферм. Даже деревню, казалось, отделял переход длиною в целую жизнь, хотя рано по утрам рабочий люд появлялся на тропе, ведущей к дому, но затем все растворялись в неясном свете зимнего дня. Больше не давали о себе знать посланцы от фон Меклена, но Катарина чувствовала, что они где-то поблизости.
В ясные свежие дни возвышающаяся на скале крепость Алте-Весте напоминала Катарине о грядущей весне, но когда появлялись облака, они заволакивали крепость, а вместе с ней и будущее. Именно эти дни, заполненные туманом и снежным безмолвием, Катарина любила больше всего. За стеной облаков оставался не только опустошенный войной мир, но и мир мрачных воспоминаний и мрачного будущего. Но она по-прежнему читала книгу Грендель по алхимии. Может, иллюзии и колдовство помогут ей.
Она нечасто видела курьеров, которые, словно тени, появлялись в Леве, чтобы поговорить с хозяином, и также тихо ускользали из него, но она знала, когда они посещали дом. Нетрудно было делать вид, будто не слышишь стук копыт хорошо подкованных лошадей, которых вели к конюшне. Но не так просто было пропускать мимо ушей шепот мужских голосов глубокой ночью или не замечать следов на снегу, который выглядел чистым и нетронутым накануне вечером.
Но были звуки, к которым она прислушивалась. Александр приходил спать поздно и вставал рано, а она, уютно устроившись под теплым покрывалом в своей постели, вслушивалась в приглушенный скрип половиц, когда он входил. Она закрывала глаза, делая вид, будто спит, и тихий шорох сбрасываемых им одежд вторгался в ее сон. Он проскальзывал меж льняных простыней, уже давно потерявших тепло грелки с углями из камина, которой Катерина согревала его постель, затем до нее доносилось его дыхание, оно становилось все глубже по мере того, как он погружался в сон.
Иногда он шепотом произносил ее имя, и она отзывалась:
– Все в порядке?
Он заверял ее, что не произошло ничего дурного, и, поколебавшись, спрашивал, как прошел ее день. И тогда, глубокой ночью, тоже поколебавшись, она рассказывала ему о состоянии их зимней кладовой, об успехах в засолке мяса или о том, как ловко Луиза перешила платье Изабо.
Они подолгу вели беседы о тех милых хозяйственных делах, о которых обычно говорят муж и жена, но она никогда не спрашивала о его совместной с Трагеном деятельности, а он не пытался рассказывать о ней.
Но, хотя они и не говорили об этом, работа по защите Леве продвигалась. Сигнальная башня с каждым днем становилась на несколько камней выше, и к середине декабря каменщики принялись возводить крышу, под которой разместится сигнальный огонь.
Воздух был свежим, и Катарина, выйдя из дома, глубоко вдохнула густой аромат хвои.
Работа на сегодняшний день была закончена.
– М-м-м, запах Рождества, – сказала она себе с улыбкой. Это единственное приятное время в ее воспоминаниях.
У нее за спиной устало замычал Лобо, с трудом затаскивая в дом вместе с одним из фермеров огромное полено, которое по традиции они сожгут в сочельник. Лейтенант Печ подарил своему ученику пару шпор, чтобы наградить его за усердие, если не за успехи. С тех пор он с ними не расставался. Их звон напоминал ей о колокольчиках на шапке клоуна, которого она видела еще ребенком в праздничном представлении. И невольно в душе ее зародился проблеск надежды.
– Мама! Мама! – закричала Изабо у опушки леса, она вприпрыжку бежала рядом с Францем, вместе они несли корзину, полную веточек можжевельника. – Посмотри, что мы с Францем собрали. Много! Много!
Катарина подошла к ним и, встав на колени, сжала в объятиях свою дорогую девочку.
– Много-много, просто уйма, так мне кажется, – сказала она, взяв веточку и пощекотав носик Изабо.
Франц поклонился.
– Год был хорошим, мадам, – сказал он, заглушая смешок Изабо. – Остролиста в изобилии. Ветви у елей толстые и густые, и у можжевельника тоже, как вы могли заметить.
– В доме будет изумительно пахнуть, – сказала Катарина, вдыхая запах.
– И прогонит всех злых духов, так сказал Лобо! – добавила Изабо.
– Да, милая, и прогонит всех злых духов. – Увидев, как нахмурился Франц, услышав о старом предрассудке, Катарина поспешно спросила его: – Ты уверен, что можжевельника хватит для всех жаровен на полторы недели до Рождества?
Пока Франц, осматривая содержимое корзины, старательно обдумывал ответ, Изабо, сделавшая для себя открытие, что щекотка может доставить большое удовольствие, стащила ветбчку и погналась за Страйфом, который имел несчастье именно в этот момент выйти из-за угла. Он тотчас же почувствовал опасность и стремительно, как пушечное ядро, бросился обратно за дом. Но Изабо не так-то просто было остановить, и с радостным воплем она полетела вниз. Лицо Франца осветилось снисходительной улыбкой.
– Какой ангел, – сказал он.
Но его слова неожиданно вызвали в ее памяти изображение на золотой монете, они не ассоциировались с образом Изабо.
– Да, – задумчиво произнесла Катарина. – Да, ангел.
Громкий, полный восторга детский крик прорвался сквозь готовую окутать ее меланхолию, и она бросила взгляд на угол дома. Оттуда выходил Александр на два фута выше, чем обычно, – на плечах его сидел весь покрытый снегом постреленок. Изабо щекотала его нос веточкой можжевельника, а он изо всех сил старался не чихать и смеялся, посылая в воздух белые струйки пара, затем снял ее с плеч и засунул себе под мышку.
– Я нашел этого маленького ледяного эльфа в то время, когда он щипал за пятки некоего черно-белого кота, – сказал он. Смех Изабо белыми клубами срывался с ее губ.
Катарина улыбнулась и ущипнула малышку за нос.
– Ледяной эльф, которому необходимо переодеться в сухую одежду.
– Ах да, – сказал Александр, опуская Изабо на землю. – Похоже Страйф ускользнул и играет теперь под садовой скамейкой.
Франц протянул руку, и Изабо ухватилась за нее.
– Кажется, мы оба немного промокли, мисс Иза. Давайте рходим к поварихе, может, она позволит нам обсохнуть у очага.
Катарина смотрела вслед им, поспешно удаляющимся в поисках тепла.
– Держу пари, не успеют они переступить через порог, как начнут просить у поварихи только что испеченные пирожные.
Александр засмеялся.
– Не принимаю такое пари. Я видел, как работают эти двое. Твою дочь ждет большое будущее маркитантки, если… – Он оборвал себя на середине фразы, и Катарина увидела, что он сам рассердился на свои необдуманные слова. На его лице появилось усталое выражение. – Извини, Катарина.
Скрестив руки на груди, она покачала головой.
– Не стоит извиняться. Мы не можем и не должны следить за всеми своими словами, будто за каждым деревом затаился иезуит, который записывает наши разговоры в ожидании» когда мы начнем судачить про великого инквизитора.