Александр открыл было рот, чтобы отклонить ее приглашение, но не смог произнести ни слова, даже покачать головой. Он устал от войны и от разработки военных планов. Безусловно, где-то в глубине его существа сохранилось место, не затронутое войнами и сражениями, военный вихрь не настолько завладел его душой, чтобы он не мог найти радость в объятиях такой женщины, как Кэт.
Она была прекрасной, освещенная светом свечей и камина. Но влекла его не столько красота, сколько улыбка в глазах, и поза, одновременно поддразнивающая и ободряющая.
Она опять тихо засмеялась.
– Ты хочешь пойти. Я вижу!
– У меня много работы, – ответил он, не сомневаясь, что она обратит внимание на то, что он не отрицает ее слов.
Улыбка ее стала еще шире, она подошла к окну и взглянула на яркий лунный свет.
– Действительно много! Столько неисхоженного снега, по которому можно пробежаться, – заметила она, снова повернувшись к нему. – И посмотреть на сосульки, мерцающие при лунном свете, и столько всего удивительного ощутить. Александр! Пойдем со мной.
– Я уже ощущаю присутствие чуда прямо сейчас, просто глядя на тебя.
Она вспыхнула, затем покачала головой.
– Пожалуйста, не отделывайся от меня с помощью комплиментов. Это волшебная ночь, Александр. И я хочу разделить ее с тобой.
Чудо, Чудо Катарины. Восхитительное чувство ожидания охватило его. Нарочито медленно он положил перо на подставку, уже зная, что пойдет с ней, но стараясь посмаковать сладкое, словно мед, желание, уже побежавшее по венам от этого ожидания.
– Ты хочешь выманить меня на мороз, женщина.
Ее губы тронула лукавая усмешка.
– Да, хочу, милорд. Но на морозе вы, возможно, найдете тепло.
Он встал, все еще держась на расстоянии от нее.
– Но не растопит ли это… тепло тот снег, на который ты приглашаешь меня посмотреть?
– О, действительно растопит. Как и многое другое.
Она направилась к двери, намеренно отбивая каждый шаг стуком новых сапог по полу.
Она шла впереди, он следовал на некотором расстоянии, но все же ощущал аромат розовой воды. Они проходили по лабиринту комнат со скрипучими полами, затем вниз по ступеням и к двери, где его ждал теплый плащ.
– Понятно, заранее спланированная акция, – сказал он, накидывая плащ на плечи.
– Счастливая способность к открытиям проявляется более плодотворно, если ты не дрожишь от холода, – сказала она с усмешкой.
– А если дрожишь от чего-то другого?
Ее глаза, заискрившись беззвучным смехом, смотрели на него шутливо и предостерегающе. Она надела плащ, натянула перчатки и потащила его из дома. Он непроизвольно обхватил ее за плечи своей твердой рукой, чтобы помочь спуститься по сломанным ступеням. Но они уже не были сломанными.
– Братья-каменщики починили их сегодня утром, – сказала она. – Твой рев по поводу сломанных ступеней доносился даже до деревни.
– Рев? Что-то не припоминаю, чтобы когда-нибудь ревел, мадам.
– Х-м-м. Ну значит, то были ворчливые, раздраженные жалобы?
– Нет, не ворчливые.
– А, понимаю, просто раздраженные.
Александр усмехнулся.
– Вот, значит, почему починили лестницу?
Он глубоко вдохнул бодрящий зимний воздух.
– Да, действительно! – воскликнула она, сделав вид, будто ее только что осенило. – Пожалуй, мне стоит изучить твою раздражительность получше.
– А как ты думаешь, откуда она проистекает?
Он попытался шутливо схватить ее, но она, смеясь, ускользнула от него.
– Негодник! Я не раздражительная!
– Ах нет? – с вызовом спросил он и бросил снежок, попавший ей в правое плечо, затем бросился бежать к деревьям, спасаясь от ее мести. Секундой позже он оглянулся и увидел, что Катарина бежит за ним следом, юбки ее развеваются, обутые в сапоги ноги ловко попадают в оставленные им следы. Она была сосредоточена только на том, чтобы догнать его. Чувство, охватившее его, как он и ожидал, оказалось пьянящим.
Но он жаждал большего. Если сначала ему просто хотелось уклониться от брошенного ею снежка, то теперь он, внезапно изменив направление, бросился в глубь леса.
Холодный и бодрящий воздух ночью пах как-то по-новому, он словно оцарапал ему горло. Лунный свет, просачивавшийся сквозь еще не опавшие листья, отбрасывал похожие на заводи тени. Александр нырнул под ветку, осыпав себя снежной пудрой. Спрятавшись за ствол дуба, он стал ждать, наблюдая за призрачным туманом своего дыхания и прислушиваясь к едва слышным шагам по мягкому, только что выпавшему снегу.
Затем даже этот легкий звук замер. Может, она прекратила преследование? Он прислушался внимательнее. Тишина. Он выглянул из-за дуба… и получил снежок прямо в лицо.
Взрыв смеха сопроводил эту неожиданную атаку.
– Совершенный выстрел!
Она стояла через три дерева от него, расставив ноги и подбоченясь, на лице ее играла широкая самодовольная улыбка.
– Удачный выстрел, – сказал он, вытирая лицо под музыку ее смеха.
– Удачный? Не знаю, что это такое! Умение, простое умение, – заявила она, скрестив руки на груди и вздернув подбородок, словно бросая ему вызов.
– Скорее всего, просто случайность.
– Ты так думаешь, м-м-м? – подозрительно живо спросила она.
Его пальцы, вытирающие лицо, запорошенное снегом, замерли, и он, прищурившись, посмотрел на нее. Она нагнулась, зачерпнула полную пригоршню снега и стала со знанием дела лепить снежок.
– Давай посмотрим, – предложила она. Легкий намек на то, что он задел ее самолюбие, прозвучавший в ее словах, заставил его улыбнуться еще шире – удача или умение.
Александр в два прыжка подскочил к ней, схватил ее за руки, уже поднявшиеся, чтобы бросить снежок, и тот рассыпался, когда он прижал ее спиной к дереву.
– Удача или умение, мадам? – прошептал он, вдыхая ее аромат, смешанный с запахом зимнего леса. Ее глаза, просветлевшие при лунном свете, широко открылись от изумления, но страха в них не было. Он потерся щекой о ее висок. Страха не было. – Доказательством моей удачи служит то, что я нашел тебя в Леве. А мое умение…
– А твое умение… – Ее тело, застывшее после его внезапного натиска, стало постепенно расслабляться, а свободная рука обвилась вокруг шеи, притягивая его ближе. Она легонько укусила его нижнюю губу. – …Еще нужно доказать.
Она провела кончиком языка по его губам, словно пробуя на вкус нерастаявшие снежинки.
– Моя Кэт превращается в ведьму, – пробормотал он, а она улыбнулась ему, и его ноги, бедра, живот напряглись, как бывало, когда его лошадь принималась бить копытами во время кавалерийской атаки. Дыхание его участилось. Веки ее опустились, прикрыв темно-синие глаза.
Он принялся слегка посасывать ее губы. Его пальцы еще крепче обхватили ее шею. Рот его становился все настойчивее, язык, словно поддразнивая, скользил по ее нежным губам, принуждая ее уступить и предоставить ему во власть тепло и нежную влажность своего рта.
Ее пальцы, переплетенные с его, сжались еще крепче, а губы раздвинулись, не в силах противиться его натиску. Его язык скользил внутрь, чтобы заявить свои права на завоеванную территорию, но ее язык сам переплелся с его языком. От обещания, дарованного ее ртом, слабели его колени. Тело ее словно слилось с его телом, превращая его победу в желанное, такое желанное поражение.
Он поцеловал ее глубоким долгим поцелуем, а она… она встречала каждый его выпад с таким пылом, что его кровь заклокотала с мощью осадного орудия.
Та страстная женщина, которую он увидел на постоялом дворе в Таузендбурге, а потом долго мечтал о ней, стала открывать себя ему во всей своей волнующей чувственности.
Но затем он ощутил нерешительность, какую-то отстраненность и осторожно прервал поцелуй. Она откинула голову назад, прислонившись к стволу дерева, глаза ее оставались закрытыми. Словно слепая, она принялась проводить пальцами по его лицу, рука в перчатке дрожала. Тепло, окутывавшее их, стало понемногу рассеиваться, и усталость, пролегшая морщинками вокруг его глаз, вернулась.