Она откатилась на свою сторону и уложила его на спину.
– Чудо, помнишь? – промурлыкала она, не переставая целовать его и покусывать. – Теперь пришла моя очередь сотворить чудо.
И она медленно принялась водить руками поверх его бриджей, лаская его набухшую плоть.
– Кэт, – прошептал он. – Кэт, – начал он снова, но слова оборвались, перейдя в стон.
Проворными пальцами она расстегнула бриджи с одной стороны. Дыхание его стало неровным и частым. Она расстегнула другую сторону и стянула их. Он не мог говорить, только прерывисто дышал, когда она снова стала ласкать его напрягшуюся плоть, жар его тела передавался ей.
– О Боже, Боже, твои руки… такие нежные.
Она чуть покусывала его крепкое мускулистое тело там, где начинались бедра и легонько подергивала губами светлые волосы.
– Женщина, – хрипло сказал он, – женщина, ты убиваешь меня.
Редко дарила она мужчинам такое наслаждение, а если и дарила, та часть, которая была ею, обычно улетала куда-то, но теперь все ее существо сосредоточилось на том, чтобы доставить ему наслаждение, и оказалось охвачено жарким водоворотом непреодолимого желания. С каждым поцелуем жажда ее тела возрастала. С каждым прикосновением жаркий огонь, пульсирующий в ее венах, свертывался в ней спиралью все туже и туже. Казалось, будто его наслаждение зеркально отражает ее собственное.
Промурлыкав что-то нежное, она улыбнулась и обдала своим теплым и влажным дыханием его фаллос. Она почувствовала, как напряглись его чресла, услышала прерывистый стон. А затем она обхватила его губами и провела по нему, как бы пробуя на вкус, языком. Она словно поглотила его.
– Я умираю, – воскликнул он, но слова его переросли в прерывистый невнятный стон. Пальцы его впились ей в волосы, и он невольно забормотал какие-то полные нежности слова, в то время как она дарила ему невыразимее наслаждение. Бедра его вздымались, вторя заданному ритму. Весь мир для нее сосредоточился на вкушении и ощущении его тела.
Рука его скользнула по ее спине и быстрым движением развязала ей юбки. Он перевернулся на бок, застигнув ее врасплох, и она, всхлипнув, запротестовала, лишенная возможности довести до конца свое нежное служение. В мгновение ока он отбросил все ее юбки и разорвал сорочку от выреза до подола. Прижав ее своим телом к полу, он еще раз обхватил губами ее соски, затем стал целовать нижнюю сторону грудей и, оставляя блестящий след, скользнул к животу.
– Алексан…
– Ш-ш-ш, – предостерегающе пробормотал он, прижимаясь к интимным завиткам. Он принялся целовать ее ноги с внутренней стороны, проводя языком по ее нежной коже, а затем осторожно коснулся пальцем ее увлажнившейся плоти и глубоко вдохнул. – Твой запах сводит меня с ума.
Катарина едва могла дышать. Кровь ее клокотала в пьянящем ожидании. Его губы прижались к ее телу, и она застонала, ощущая тепло и медовую сладость. И она погружалась в эту сладость, пока острое, как удар, наслаждение не пронзило ее тело. Из груди вырвался крик. Он целовал ее, словно пробуя на вкус, так же, как она его несколько минут назад. Тело ее изогнулось. Бедра приподнялись навстречу его рту. Пальцы то впивались, то отпускали шерстяную подкладку плаща, расстеленного под ними. Новый приступ страсти овладел ею.
– Пожалуйста… пожалуйста… Боже, пожалуйста, – бессознательно молила она. Утонченное мучение на мгновение ослабло.
– Я хочу тебя, Кэт, – откуда-то издалека донесся голос Александра. – Скажи, что ты тоже хочешь меня.
– Да! – воскликнула она, охваченная безжалостным первобытным желанием. – Да, да… возьми меня… войди в меня.
Приподнявшись на колени, он навис над ней и медленно, медленно стал устраиваться поудобнее. Затем поддразнивая ее и себя, стал отклоняться в сторону до тех пор, пока она не застонала, призывая его.
– Кэт, – прошептал он. – Моя Кэт, моя Кэт…
Он вошел в нее одним движением. Она громко вскрикнула и впилась пальцами в его спину, прерывистое дыхание вырывалось из приоткрытого рта. Забвение, казалось, парило поблизости, восхитительное, невыразимо сладкое забвение. Бедра ее вздымались ему навстречу каждый раз, когда он погружался в нее. Она была одинока, так одинока. Но теперь нет. Это было не вторжение, а завершение.
Казалось, будто они соединились в центре вселенной. И не осталось ничего, кроме стремительного восхождения. Ее невнятные крики звучали призывно. Она не чувствовала больше ничего, только жар его тела, перекатывающиеся под ее ладонями мощные мускулы и настоятельное движение по направлению к…
Ее крики вырывались из груди стремительным крещендо, а затем мир как бы взорвался. Яркий, сверкающий покой снизошел на нее, словно светлые воды горной реки весной омывали ее волна за волной, чистые и обновляющие.
Александр выкрикнул ее имя, и тело его выгнулось дугой. Протяжный стон сорвался с его губ, и он медленно обрушился на нее.
Катарина проснулась от его поцелуя при робком предутреннем свете. Она с готовностью ответила на поцелуй, затем откинулась назад, оставаясь в объятиях Александра.
– Какой же ты негодник, что разбудил меня, – поддразнивая, сказала она, – мне снился восхитительный сон.
Он усмехнулся и снова вероломно ее поцеловал.
– Думаю, это был волшебный сон.
– М-м-м, – согласно промычала она и добавила: – И удивительно мирный, если принять во внимание, каким… энергичным он был.
– Он? Ты хочешь сказать, что видела только один сон? Мне помнится, их было, дай-ка подумать… по крайней мере три.
Она состроила гримасу, а он громко засмеялся и снова ее поцеловал.
– Если бы я не будил тебя каждый…
– Ты? А как насчет меня. Кажется, я могу припомнить даму, предпринявшую восхитительное возбуждающее исследование. – Катарина вспыхнула, затем лукаво улыбнулась. – Твое тело приводит меня в восхищение, – призналась она. – Это именно то, о чем я когда-либо… – Она оборвала себя на половине фразы, вспыхнув еще ярче.
– Когда-либо мечтала? – закончил он за нее. – Моя сладчайшая Кэт, и восхищение и мечта взаимные.
– Правда? – спросила она, снова пускаясь в волнующее путешествие по его телу.
Они занимались любовью медленно, находя все более восхитительную гармонию в соединении своих тел. Когда немного погодя Катарина, еще не вполне пришедшая в себя после их близости, лениво открыла глаза, яркое солнце уже высоко стояло в небе.
Они вернулись в Леве, не разжимая объятий. Катарину тревожило, что подумают о них остальные обитатели особняка, но обнаружила, что ночь, проведенная мужем и женой совместно, не вызвала никаких пересудов. За исключением, разумеется, лукавого подмигивания Луизы, вернувшейся к своему прядению.
Словно в тумане проходили дни. Дом украшался зелеными гирляндами, чтобы предотвратить гибель зимы, а когда наступило Рождество, зажгли святочное полено, и Александр, исполненный чувства долга, выполнил ритуал и принес головешку от святочного полена к каждой жаровне и к каждому камину и зажег можжевельник. Рождественский стол был завален подарками, а глаза Изабо, оправдав ожидание Катарины, ярко засветились при виде платья, привезенного ей из Таузендбурга.
Александр подарил девочке золотую цепочку с медальоном, а потерявшей дар речи Катарине – подходящие под пару цепочку с медальоном большего размера, а наедине вручил ей сорочку из тончайшего батиста. Она же подарила ему новые сапоги.
Старый год сменился новым, но никто не заметил, что на маленькой постели в комнате Изабо больше никто не спал. У Александра вошло в привычку, сидя у огня в маленькой спальне, читать последние донесения курьеров, поступавшие не только из Таузендбурга, но и из Баварии, Гессе-Касселя и Фейндта, в общем из мест, где фон Меклен мог собрать силы и найти союзников.
Сначала Катарина пыталась, сидя поодаль от него, шить или читать «Одиссею», но вскоре они с Александром принимались обсуждать донесения и обмениваться мнениями по поводу привлеченных графов, ландграфов и маркграфов. Она знала многих из них и имела свое мнение по поводу надежности их самих и их армий.