Катарина глубоко вздохнула, пытаясь обрести способность ясно мыслить.
– Будут некоторые трудности, Луиза, придется развязать узел противоречий. Я… Мы с мужем справимся.
– Значит, это гордиев узел, – заключила Луиза. – И мы обе знаем, кто разрубил первоначальный. Солдат, Катарина. Сам Александр Великий.
Катарина, пораженная ужасом, остановилась в дверях своей и Изабо спальни. Это была маленькая комната. Ремонт апартаментов хозяина занял бы слишком много времени, отняв его у более важной работы, и эта комната вполне подходила им с Изабо, но сейчас она казалась убогой и жалкой.
Слуги, конечно, принесли полковника в ее спальню, им больше некуда было его нести. Она скрестила руки на груди словно пытаясь сдержать яростный протест, вскипевший в глубине ее души.
Все столпились в тесном помещении. Там стоял поцарапанный резной камин, у окна сундук с тяжелой крышкой, несколько столиков и две кровати – одна маленькая в углу, там иногда спала Изабо, когда не укладывалась с Катариной в кровати с пологом на четырех столбиках напротив камина. Именно туда теперь Лобо и остальные опускали мощное тело полковника.
– Какой большой мужчина, – сказала за ее спиной Луиза. – Поместится ли он на кровати?
«Он поместился бы очень хорошо, если бы был на голову короче, – с горечью подумала Катарина при виде того, как ее вполне нормального размера кровать, казалось, уменьшилась до масштаба кукольной кроватки, когда массивное тело полковника уложили посередине. – Таким, каким его сделало бы пушечное ядро».
– Что ж, война, кажется, оставила в целости все видимые части его тела, – продолжала Луиза, так и не дождавшись от Катарины ответа. – Будем надеяться, что она не затронула и все остальные жизненно важные органы.
– Луиза! Это достаточно тяжело… – Катарина повернулась, чтобы уйти, но женщина остановила ее.
– Извини, дорогая. Я не собиралась дразнить тебя. Просто у меня была парочка мужей, против возвращения которых домой я не стала бы возражать. Я даже молилась, чтобы они вернулись. – Она пожала плечами. – Но они не вернулись. А твой вернулся. Не знаю, что между вами произошло, прежде чем он оставил тебя и малютку Изабо, но сейчас он здесь, Катарина. Ты должна принять это. Он твой муж, а мужья предъявляют свои права. Все они. А солдатам это, кажется, особенно необходимо…
Катарина положила ладонь на руку подруги, чтобы остановить ее болтовню.
– Спасибо, Луиза. Я знаю, что необходимо солдатам.
– А тебе понадобится уединение. – Луиза похлопала ее по руке и отошла. – Я распоряжусь, чтобы вещи Изабо перенесли в мою комнату.
– Нет! Я не позволю… – При ее громком восклицании все остальные слуги подняли на нее глаза. Катарина замолчала. Все продолжали смотреть на нее в ожидании.
Заставив себя улыбнуться, она сказала:
– Спасибо, миссис Врангель, за ваше любезное предложение, но я… я сама позабочусь о муже.
Луиза улыбнулась и произнесла вполголоса:
– Что-то я не припомню, чтобы изъявляла желание позаботиться о твоем полковнике.
– Должна же я была что-то сказать, – ответила Катарина сердитым шепотом, затем добавила громче, чтобы все могли слышать: – У тебя и так будет по горло забот с ранами майора Трагена.
– Мне помогает Изабо, – с лукавой улыбкой ответила Луиза. – Она научилась вполне искусно завязывать узлы на повязках так, чтобы они не развязывались. А теперь, с вашего позволения, я удалюсь, чтобы проверить, как справляется моя маленькая помощница.
Она снова потрепала Катарину по руке, бросила взгляд на полковника и удалилась.
Катарина нерешительно сделала шаг в комнату, затем другой, борясь с желанием взглянуть на портрет без рамы, висевший над камином. Да ей и не было необходимости смотреть на него. Она знала каждую линию, каждый нюанс светотени. Это был молодой Александр, улыбавшийся с портрета, самонадеянный и самоуверенный двадцатитрехлетний солдат при всех регалиях.
Ее глаза скользнули на кровать, где спал Александр, ставший теперь на десять лет старше. Она проклинала портрет, но человек опаснее, он мог у нее отобрать все, к чему она стремилась, ради чего сражалась, благодаря чему уцелела. Портрет она знала, человека – нет.
Лобо старательно стаскивал с Александра высокий сапог для верховой езды, в то время как другой одиноко валялся на полу у кровати. Сапог внезапно поддался, и молодой человек отлетел назад, но к своей чести удержался на ногах.
– Хотите я начищу до блеска сапоги хозяина? – спросил ее Лобо.
Такое звание привело ее в ужас.
– Он не… – Она оборвала себя на полуслове. – Да, Лобо, спасибо. Ты этим очень поможешь.
Он ушел, унося с собой свои трофеи, словно то были инкрустированные бриллиантами кубки, а не поношенные солдатские сапоги.
Двум фермерам, которые помогли принести полковника, с удивительной легкостью удалось снять с него куртку. Они положили ее в ногах, затем, после кивка Франца, подошли к Катарине и поклонились. Один сделал шаг вперед и потянул себя за чуб, отдавая традиционное приветствие крестьянина своему господину.
– Мадам фон Леве, – начал он, – мы хотим сказать вам, что мы, ну, что мы разделяем вашу радость из-за возвращения вашего мужа. Он может вами гордиться, без сомнения…
– Именно так, – вставил другой, поспешно кивнув, – именно так.
– И мы просто хотели, чтобы вы знали все это. Мы уберем последний урожай в два раза быстрее!
Молчаливый ткнул его в спину, и он поклонился, затем они оба потянули себя за чубы и, тяжело ступая, удалились.
Франц стоял в изголовье кровати, всклокоченный после проявленных усилий. Он поклонился.
– Думаю, полковник фон Леве довольно долго проспит, мадам, – тихо сказал он и отправился разводить огонь.
Катарина встала в ногах кровати и принялась изучать распростертого перед ней человека. Его широкая грудь ровно вздымалась и опускалась от спокойного дыхания, характерного для глубокого сна. Золотые волосы разметались по белому льняному покрывалу, и он выглядел бы вполне мирно, если бы не воспалившаяся рана от задевшей его пули, которая поцарапала гладкую, загорелую кожу его лба, и полусжатые пальцы, словно бы готовые в любой момент сжать рукоятку шпаги.
Она улыбнулась при виде его больших ног в белых носках. Его отец часто, смеясь, рассказывал, как подрастающий Александр постоянно давал работу местному сапожнику. Дорогой ее сердцу старик вытирал глаза, вспоминая, как его младший сын по месяцу ковылял в слишком тесных сапогах до тех пор, пока обещание подарить ему новую лошадь не заставляло его признать, что ему нужна пара новой обуви.
– Упрямый уже тогда был, – говорил он ей. – Ну ни за что не уступит, самый упрямый из всех фон Леве. Вильгельм и Виктор пошли в меня, а Александр в свою мать. – Он смотрел на нее своими ясными серыми глазами, только в них проявлялось его единственное сходство с сыном. – И я так рад, что он пошел в нее, Кэт. Мир стал бы намного лучше, если бы в нем было побольше таких людей, как моя Мария.
– Я не слишком в этом уверена, герр фон Леве, – прошептала она в тишине спальни.
– Мадам? – откликнулся Франц и поднял глаза от камина, перед которым стоял на коленях.
– Когда закончишь, мне понадобится горячая вода, – сказала она, – и, пожалуйста, пусть кто-нибудь поищет в его седельных сумках сменную одежду.
Когда Франц оставил ее наедине со спящим полковником, Катарина сбросила с плеч плащ и укрыла им неподвижное тело, затем отошла и села на сундук у окна, положив подбородок на колени. Я хочу, чтобы ты исчез. Я хочу, чтобы ты исчез, безмолвно заклинала она человека лежащего на постели.
Франц вернулся почти через час, он принес с собой таз, в котором стоял фаянсовый кувшин, наполненный горячей водой, на руке его висели мужская сорочка и бриджи. Она сидела на своем месте у окна и не двигалась. Франц опустил таз на камин, затем спросил, хочет ли она, чтобы он позаботился о полковнике.