Таким образом, без уловок тут было не обойтись, и ежегодный бал-маскарад у леди Галлоуэй предоставлял для этого удобный случай. Иззи была уверена, что Маркус непременно придет, хотя бы потому, что наличие масок открывало широкие возможности к обольщению. Она также знала, что сумеет отыскать его, потому что он, по слухам, каждый год наряжался сатиром. Иззи не от одной леди слышала, что костюм не слишком изменял его внешность.
Свой костюм Изабелла выбрала соответственно. Платье в греческом стиле из белого шелка плотно облегало соблазнительные округлости ее грудей и бедер и волнами спускалось к золотым туфелькам на ее ногах. Золотая маска-домино закрывала верхнюю часть ее лица, и сверкающая бриллиантовая брошь закрепляла платье на одном плече, оставляя второе вызывающе обнаженным. Волосы ее свободно спускались по спине густым потоком медово-золотистых локонов, увенчанные венков полевых цветов, превращавшим девушку в безупречную лесную нимфу. Как сатир, Маркус не смог бы устоять и не погнаться за ней. И он не устоял. Иззи не пробыла в бальном зале и получаса, как широкая теплая ладонь опустилась на ее обнаженное плечо.
— Миледи Нимфа, — услышала она низкий мужской голос, раздавшийся у нее за спиной.
Изабелла повернулась.
— Милорд Сатир, — отозвалась она хрипловатым шепотом, приседая в реверансе.
Он помог ей подняться и пристально вгляделся в лицо.
— Я вас знаю?
— Не сегодня, — промурлыкала она, надеясь, что этот ответ его удовлетворит.
Очевидно, так оно и было, потому что он, не говоря больше ни слова, закружил ее в неистовом народном танце. К. тому времени как танец закончился, она едва дышала и смеялась до слез, но все же заметила, что Маркус так направлял их движение, что, когда музыка смолкла, они оказались прямо напротив двери на террасу.
Он осторожно потянул ее за руку, побуждая оставить безопасные пределы ярко освещенного бального зала ради опасностей и приключений ночи. Иззи последовала за ним, но глаза ее изумленно округлились, когда она услышала слабые вздохи и сдавленные стоны, доносившиеся из темных угол ков террасы.
Наверное, это была не слишком удачная мысль.
Пока Маркус уводил ее вниз по ступенькам в сад, Иззи подумала, что это и вправду была совершенно дурацкая мысль. Выйти на балкон с джентльменом уже было достаточно скандально. Но в сад… ну… Иззи поняла, что Маркус задумал нечто большее, чем просто поцелуи. Ее подозрения, похоже, подтвердились, когда он увел ее за высокую живую изгородь и привлек к себе.
Она достигла критической точки, дошла до последней черты. Можно было сказать Маркусу, кто она. И он в мгновение ока отвел бы ее назад в зал, прежде чем кто-нибудь — в особенности любая из их матерей — что-то заметил, Без сомнения, он ее крепко выругает, но ее репутация не пострадает. Чем дольше она оставалась в саду, тем больше играла с огнем… и тем больше рисковала обжечься.
Но она должна была узнать.
Ей необходимо было выяснить, реальны ли чувства, которые она испытывает к Джеймсу, или это просто привычка. От привычки можно избавиться. Это будет не очень легко, но она справится — если ее любовь к Джеймсу просто привычка. А если нет…
— Ты что-то притихла, милая Нимфа, — прошептал мужчина ей на ухо.
Игриво улыбнувшись, девушка бросила на кавалера обольстительный, как она надеялась, взгляд.
— Не знала, что ты собирался только поговорить со мной.
Маркус рассмеялся:
— Прекрасная и дерзкая. Я и в самом деле везучий парень.
Изабелла склонила голову, с одобрением принимая его лесть.
— Однако, — продолжал он, — как ты и сказала, разговоры не главное, что было у меня на уме, когда я привел тебя сюда. Как известно, сатиры и нимфы общались между собой совсем на другом языке.
— На греческом? — пискнула Иззи за ту долю секунды, которая оставалась, прежде чем его губы прильнули к ее губам.
Его тихий смех эхом отдавался в ее теле, но это сильно смахивало на покалывание, которое она ощущала в своих затекших конечностях. Действительно, большие пальцы ног у нее совсем онемели, но лишь по причине того, что ее модистка случайно заказала золотые атласные туфельки слишком маленького размера.
О Господи! Один из самых известных, завзятых повес Англии целовал ее, а она не могла думать ни о чем другом, кроме своих натруженных ног. То, что она вообще была способна думать, уже не предвещало ничего хорошего. Когда ее целовал Джеймс, Иззи едва могла дышать, не то что думать.