После часа ответов на флэш-карты, к моему ужасу, я справилась с ними с тремя ошибками. Три гребаные ошибки стоили мне завтра кусочка моего любимого торта.
— Аврора, ты в порядке? — спрашивает Кэмерон, глядя на меня, пока я укладываю вещи в рюкзак.
— Да, просто думаю о том насколько гладкая глазурь из арахисового масла на торте, — отвечаю я, притворно фыркая и надувая губы.
— Не думал, что ты такой ребенок, — поддразнивает он, его тон непринужденный.
— Да, я такая, когда проигрываю, ясно? Особенно когда речь идет о еде, — сообщаю я ему, продевая руки в пуховик длиной до колен.
Он закрывает мое бордовое платье-свитер, и кажется, что на мне нет ничего, кроме прозрачных колготок. Не самый идеальный наряд для декабря, но я люблю носить платья. Большую часть жизни я провожу в шортах «Spanx» или свитерах, поэтому, когда у меня есть возможность нарядиться, я ею пользуюсь.
— Принято к сведению, — говорит он, натягивая пальто. Его глаза блуждают по моему пуховику, затем возвращаются к моему лицу, и он хмурится. — У тебя нет с собой треников?
— Нет, все в порядке. Идти недалеко, и я привыкла так одеваться.
— Может, стоит перестать носить платья до весны? — спрашивает он.
Я ухмыляюсь, желая его немного раззадорить.
— Тебе не нравится мое платье? Я плохо выгляжу?
Он ворчит.
— Аврора, ты знаешь, что выглядишь хорошо. Дело не в этом. Дело в том, что сейчас почти зима, а ты идешь домой, не прикрыв ничем ноги от холода.
— Я бы не назвала эти колготки «ничем», — усмехаюсь я.
Он смотрит на меня.
— Я вижу твои ноги сквозь них. В сущности, это ничто.
Я начинаю отходить назад, на моем лице появляется улыбка.
— Перестань волноваться, Филдс. Холод полезен для здоровья.
Я не расслышала его слов, но это что-то о том, что я не полезна для его здоровья и что у него так случится сердечный приступ. Думаю, он немного драматизирует, но мне нравится действовать ему на нервы. На самом деле я понимаю, что он прав, но теперь мне остается только смириться со своим положением.
Мы доходим до дверей библиотеки, и холодный воздух мгновенно обдает мои ноги. Черт, как же холодно. Я засовываю руки в перчатках в карманы и утыкаюсь носом в шарф. Потом поворачиваюсь, чтобы помахать Кэмерону на прощание, как мы обычно делаем, расходясь в разные стороны, но сегодня он встает на ступеньку рядом со мной.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я, выдыхая воздух через губы.
— Провожаю тебя домой. Уже поздно, — говорит он серьезно.
— Хм, но кто защитит тебя после того, как ты доведешь меня до дома? — спрашиваю я, не желая прекращать доставать его.
Он тяжело вздохнул, перед его лицом образовалось облако пара.
— Я могу защитить себя, не беспокойся обо мне.
От этих слов я на мгновение становлюсь серьезной.
— Я беспокоюсь, Кэм. Я беспокоюсь о тебе.
Мы оба одновременно смотрим друг на друга, и пространство между нами наполняется напряженностью, но также быстро мы переводим взгляд вперед.
— Позвонишь мне пока будешь идти домой? — спрашиваю я, мне тоже не нравится мысль о том, что он будет идти один.
— Хорошо, — легко соглашается он.
Желая сменить тему разговора на что-то менее серьезное и более веселое, я спрашиваю:
— Расскажи мне одну из своих самых неловких историй.
— И почему я должен это сделать?
— Это заставит меня улыбнуться? — предлагаю я, надеясь, что этого будет достаточно.
— Хорошо.
Это было легко.
— Когда я учился в первом классе, нас проверяли на умение читать, чтобы определить, на каком уровне мы находимся и не нужно ли нас перевести в коррекционный класс. Я уже умел хорошо читать и любил это, но на столе лежала пачка «Орео». И я подумал, что если я все неправильно прочитаю, то мне дадут печенье, чтобы я не расстраивался. Поэтому я специально отвечал неправильно, чтобы получить печенье.
Я ахаю.
— Что? Ты серьезно?
Он смеется над собой.
— Ага. Меня определили в коррекционный класс, но через неделю отчислили, потому что поняли, что я прекрасно читаю. Они спросили меня, почему я прочитал все с ошибками… и, скажем так, это было неловко.
— Подожди, так тебе дали «Орео» в тот день, когда ты неправильно все прочитал?
— Не-а, я остался без проклятого «Орео». И вишенка на торте? Я узнал, что печенье было для детей, которые хорошо учились.
Его рассказ действительно рассмешил меня, и я начинаю смеяться, а на моем лице появляется широкая улыбка. Никогда бы не подумала, что он расскажет что-то подобное, и от этого он мне еще больше нравится. Не могу поверить, что мой умный мальчик когда-то притворялся, что не умеет читать, чтобы получить печенье.