С экрана исчезло экранное имя «ФанаткагитарыСШ» — она вышла из сети и прекратила общение.
Какое-то время никто не шевелился. Майрон и Эли не сводили глаз с Эрин — та замерла.
— Эрин?
На ней не было лица, а кончики губ подрагивали.
— О Господи! — прошептала Эрин.
— Что?
— Кто такой Марк Купер?
— Это была Эйми или нет?
Эрин кивнула.
— Это была Эйми, но…
От ее тона в комнате стало заметно холоднее.
— Но что? — спросил Майрон.
— Марк Купер не тот парень, кто мне нравится.
— Тогда кто он такой?
Эрин с трудом проглотила слюну и посмотрела сначала на Майрона, потом на мать.
— Марк Купер был урод в летнем лагере, про которого я рассказывала Эйми. Он постоянно увязывался за нами с такой мерзкой ухмылкой на лице. И когда оказывался рядом, мы с девчонками смеялись и предупреждали друг друга… — Ее голос дрогнул, и она добавила, но уже значительно тише: — Мы говорили: «Беда!»
Они молча смотрели на монитор, надеясь, что там снова появится экранное имя Эйми, но его не было. Она дала о себе знать и снова исчезла.
Глава 46
Клэр рванулась к телефону и набрала сотовый Майрона. Тот взял трубку.
— Эйми только что выходила на связь через Интернет. Нам позвонили две подруги.
Эрик Биль сидел за столом и слушал, сложив руки. Он целый день провел за компьютером, разыскивая по Интернету для Майрона информацию обо всех, кто жил по соседству с тупиком. Теперь, конечно, он знал, что это было никому не нужно. Майрон еще тогда увидел машину с пропуском на служебную стоянку Ливингстонской старшей школы и той же ночью выяснил, что она принадлежала одному из учителей Эйми по имени Гарри Дэвис.
Он просто хотел избавиться от него и загрузил работой.
Клэр выслушала, что ей ответили, и воскликнула:
— Господи, нет!
— Что? — встрепенулся Эрик.
Она жестом велела ему молчать.
Эрик чувствовал, как его охватывает приступ гнева. Не на Майрона. И даже не на Клэр. На себя самого. Он опустил глаза на монограмму на своей запонке. Вся его одежда была сшита на заказ по последней моде. На кого он хотел произвести впечатление? Он перевел взгляд на жену. Он сказал Майрону неправду насчет влечения. Его по-прежнему тянуло к Клэр, и больше всего на свете ему хотелось, чтобы она смотрела на него как раньше. Может, Майрон был прав и Клэр действительно любила его. Но она никогда его не уважала. Она в нем не нуждалась.
Она в него не верила.
Когда в их семье произошли неприятности, она бросилась за помощью к Майрону. Она не полагалась на Эрика, и он, как обычно, это проглотил.
Эрик Биль поступал так всю жизнь. Примирялся. Его любовница — скромная и тихая коллега по работе — смотрела на него как на божество. В ее обществе он чувствовал себя Мужчиной. А в обществе Клэр — нет. Вот и все. Просто ужасно!
— Что? — опять спросил Эрик.
Клэр снова не ответила, и он терпеливо стал ждать. Наконец она попросила Майрона подождать минутку.
— Майрон говорит, что был возле Эрин, когда та общалась с Эйми, и попросил задать вопрос. Она ответила так… Это была точно Эйми, и она попала в беду.
— Что она сказала?
— Сейчас нет времени на подробности, все — потом. — Клэр снова приложила трубку к уху и обратилась к Майрону — опять к Майрону!
— Надо что-то делать!
Что-то делать.
Если честно, то в Эрике Биле не было стержня. Он понял это давно. В четырнадцать лет он испугался драки. На глазах у всей школы. К нему привязался один задира, и Эрик отступил. Его мать назвала это благоразумным. В газетах пишут, что так поступают только «смелые» люди. Но все это — чушь! Никакие побои, никакая больница, никакие сотрясения мозга или переломы не могли нанести ему большую травму, чем отказ от столкновения. Он никогда этого не забывал и жил с этим всю жизнь. Он струсил тогда и продолжал оставаться трусом. Он бросил своих товарищей, когда на одной вечеринке завязалась драка. На одном футбольном матче «Нью-Йорк джетс» он ничего не сделал, когда какой-то парень облил пивом его спутницу. Если Эрик Биль встречал на себе недобрый взгляд, то отводил глаза первым.
Можно утешать себя разными новомодными веяниями современной цивилизации и всякой чепухой насчет внутренней силы и что насилие никогда ничего не решает, но все это пустые слова ради оправдания собственной трусости. Но с этим какое-то время вполне можно жить. Только однажды наступает момент, как, например, сейчас, и человек вдруг осознает, кем он на самом деле является, и что элегантные костюмы, шикарные машины и глаженые брюки являются простой мишурой, за которой ничего не стоит.