— Ты помнишь парня, который учился на несколько лет раньше, — баскетбольную звезду по имени Майрон Болитар?
Глава 13
В Майами Майрон ужинал со своим новым клиентом Рексом Стортоном в огромном ресторане, который тот выбрал из-за большого скопления людей. Ресторан входил в сеть наподобие «Бенниганс» и «Фрайдиз» с такой же ужасной кухней.
Стортон был стареющим актером, бывшей звездой, и мечтал о роли, которая позволит ему вырваться из захудалого местного театра и вернуться обратно в Калифорнию. Рекс красовался в розовой сорочке со стоячим воротом и белых брюках, которые в его возрасте были явно неуместными, а на голове носил накладку из искусственных волос, которая смотрелась вполне прилично на расстоянии, но никак не вблизи.
На протяжении нескольких лет Майрон представлял интересы только спортсменов-профессионалов. Но однажды один из баскетболистов решил сняться в кино, и Майрон окунулся в актерский мир. В его бизнесе появилось новое направление, и теперь он занимался только актерами, оставив спортсменов на попечении Эсперансы.
Это было необычно. Казалось бы, ему как бывшему спортсмену-профессионалу должно быть интереснее заниматься своими коллегами, но на деле получилось иначе. Актеры ему нравились больше. Большинство спортсменов проявляли свои таланты с юных лет и становились всеобщими любимцами уже в школе. Они составляли круг избранных, их приглашали на вечеринки, им доставались лучшие девчонки, их ставили в пример родители, к ним благоволили учителя.
С актерами было все по-другому. Многие из них начинали с противоположного конца молодежного спектра. Спортсмены были всегда на виду, а будущие актеры редко блистали на спортивном поприще и искали другую сферу, где могли бы преуспеть. Их не брали в команды из-за маленького роста и плохой координации: неудивительно, что при встрече с ними всегда удивляешься, какие они миниатюрные в жизни. И такие ребята подаются в актеры, а когда на них вдруг сваливается слава, то застает их врасплох. Для них она внове и удивительна, в каком-то смысле они более благодарны и признательны. Конечно, не во всех, но во многих случаях они скромнее и непритязательнее спортсменов.
Но и это еще не все. Говорят, что сцена манит актеров, потому что только аплодисменты позволяют заполнить пустоту в их жизни и почувствовать свою значимость. Даже если это и так, го артистам гораздо важнее понравиться и прийтись по душе, чем спортсменам, и они стараются изо всех сил. Если спортсмены воспринимают поклонение как должное и само собой разумеющееся, то актеры приходят к нему с чувством незащищенности и беспомощности. Спортсменам требуется побеждать и брать верх. Актерам нужны только ваши аплодисменты и, соответственно, ваше почитание.
С ними легче работать.
Конечно, речь идет о типичном случае — Майрон, например, сам был спортсменом, посчитал, что с ним работать легко. Но он скорее был исключением, которое только подтверждало правило.
Он рассказал Рексу о роли стареющего угонщика машин — «трансвестита с добрым сердцем», как он выразился. Рекс кивал, но его взгляд постоянно блуждал по залу ресторана, будто они были на вечеринке с коктейлем, где он ждал прихода кого-то важного. Рекс все время держал вход под наблюдением, что было очень характерно для актеров. У Майрона в клиентах был один актер, известный на весь мир своей ненавистью к прессе. Он вступал в драку с фоторепортерами, подавал в суд на таблоиды и требовал невмешательства в свою частную жизнь. Но когда Майрон встречался с ним в ресторане, тот обязательно выбирал столик в центре зала и садился лицом к входу. Стоило появиться новым посетителям, как он неизменно поднимал голову, чтобы убедиться, что его увидели и узнали.
Продолжая скользить взглядом по залу, Рекс говорил:
— Да, да, я понимаю. Мне нужно будет носить платье?
— Для некоторых сцен — да.
— Мне уже приходилось это делать.
Майрон удивленно поднял бровь.
— Я имею в виду — по работе. И не делай такое лицо. Платье, кстати, было стильным. Оно должно быть стильным.
— То есть без глубокого выреза?
— Хорошая шутка, Майрон. Я оценил. Кстати, мне нужно будет проходить пробы?
— Да.
— Господи, я же снялся в восьмидесяти фильмах!
— Я знаю, Рекс.
— Разве нельзя посмотреть хоть один из них?
Майрон пожал плечами.
— Они на этом настаивают.
— А тебе понравился сценарий?
— Да, Рекс, понравился.
— Сколько лет режиссеру?
— Двадцать два.
— Господи, когда он родился, я уже вышел в тираж.
— Они оплачивают твой перелет в Лос-Анджелес.
— Первым классом?
— Нет, эконом, но, думаю, смогу заставить их раскошелиться на бизнес-класс.
— Зачем я спрашиваю? Да если роль хорошая, я готов лететь хоть голым на крыле.
— Вот такой настрой мне нравится!
К ним подошли мать с дочерью и попросили у Рекса автограф. Он величественно улыбнулся и расправил плечи.
— Вы сестры? — спросил он, обращаясь к матери, хотя принять их за сестер было невозможно.
Уходя, та довольно хихикала.
— Еще один клиент осчастливлен, — заметил Майрон.
— Доставлять людям удовольствие — мое призвание.
К ним за автографом подошла пышная блондинка. Реке с чувством поцеловал ее. Когда она отошла, он показал Майрону листок бумаги.
— Смотри!
— Что это?
— Ее номер телефона.
— Потрясающе!
— Что тебе сказать, Майрон? Я люблю женщин!
Майрон возвел глаза вверх.
— Что?
— Просто подумал, не отразится ли это на брачном контракте.
— Очень смешно.
Они ели цыпленка глубокой заморозки. А может, это была говядина или креветки. После глубокой заморозки на вкус они ничем не отличались. Майрон поймал на себе взгляд Рекса и спросил:
— Что-то не так?
— Признаваться в этом непросто, — ответил Рекс, — но я чувствую себя живым, только если нахожусь в центре внимания. Я был трижды женат, и у меня четверо детей. Я их всех очень люблю, и они доставили мне много хороших минут. Но я чувствую себя по-настоящему счастливым только в лучах софитов.
Майрон промолчал.
— Разве это не печально?
Майрон пожал плечами.
— И знаешь, что еще?
— Что?
— Я думаю, в глубине души большинство людей точно такие же. Они жаждут славы. Они хотят, чтобы их узнавали и останавливали на улице. Считается, что этому мы обязаны телесериалам. Но, по моему мнению, люди всегда были такими.
Майрон разглядывал остатки пищи на своей тарелке.
— Ты согласен?
— Не знаю, Рекс.
— В случае со мной известность стала блекнуть постепенно, ты меня понимаешь? Постепенно, шаг за шагом. Но мне повезло. Я знаком с актерами, у которых была всего одна удачная роль, сделавшая их знаменитыми. Послушай, они никогда больше не были счастливы. Никогда в жизни. Но у меня все происходило постепенно, и у меня была возможность привыкнуть к потере популярности. Но даже сейчас люди продолжают меня узнавать. Вот почему я никогда не ужинаю дома, а выхожу в люди. Это ужасно, но это — правда. И даже сейчас, когда мне за семьдесят, я все еще мечтаю всеми правдами и неправдами вновь оказаться на пьедестале. Ты меня понимаешь?
— Понимаю, — подтвердил Майрон. — За это я тебя и люблю.
— За что?
— Ты честен. Большинство актеров утверждают, что это просто работа.
— Чушь! — презрительно усмехнулся Рекс. — Но они в этом не виноваты, Майрон. Слава — это наркотик. Самый мощный. Ты становишься ее заложником, но не хочешь в этом признаться даже себе. — Рекс улыбнулся своей знаменитой улыбкой, которая растопила столько женских сердец. — А как было с тобой, Майрон?
— Что именно?
— Как я уже говорил, речь о том, чтобы быть в центре внимания. От меня слава уходила постепенно. Но ты был лучшим баскетболистом среди студентов в стране, восходящей звездой, которого ждала блестящая карьера в профессиональном спорте…
Майрон ждал продолжения.
— …и вдруг бах! — Рекс щелкнул пальцами, — и софиты погасли. Когда тебе всего двадцать один год. Или двадцать два.