— Доктор Скайлар!
— Она просила меня никому об этом не рассказывать. — Взгляд Эдны был по-прежнему устремлен на автостоянку.
— Кэти об этом просила?
По-прежнему не поворачиваясь, Эдна кивнула.
— Вы с ней разговаривали?
— Буквально несколько секунд.
— И что она сказала?
— Что я никому не должна рассказывать о встрече.
— И?..
— И все! Она сразу уехала.
— Уехала?
— Да, на метро.
Теперь беседа потекла сама собой. Эдна Скайлар рассказала все без утайки: как во время прогулок по Нью-Йорку она изучает лица, как узнала девушку, несмотря на перемены во внешности, как проследовала за ней в метро и как та исчезла в уходившем поезде.
Лорен все аккуратно записала, окончательно убеждаясь в своей первоначальной версии. Девушка просто сбежала из дому. Эд Стайнберг уже говорил Скайлар, что примерно в то время, когда девушка исчезла, из банкомата «Ситибанка» в центре города с ее счета были сняты деньги. Лорен просмотрела запись камеры слежения. На девушке, снимавшей деньги, был капюшон, скрывавший лицо, но фигурой она очень походила на Кэти Рочестер. Отец, несомненно, держал Кэти в ежовых рукавицах. Из таких семей часто сбегали. А в семьях, где родители позволяли детям слишком много, часто возникали проблемы с наркотиками. Причиной бегства из строгих семей обычно оказывались проблемы, связанные с сексом. Возможно, одной этой закономерности было недостаточно, чтобы раскрыть дело об исчезновении Кэти, но Лорен по опыту знала, что исключений из этого правила почти не бывает.
Она задала еще несколько вопросов, но было ясно: на данном этапе они вряд ли что могут сделать. Девушке исполнилось восемнадцать лет. Судя по полученной информации, оснований подозревать преступление не было. По телевизору обычно показывают, что федеральные органы начинают поиски и создают для этого группу. Но в реальности так не происходит.
И все-таки Лорен что-то смущало. Она называла это интуицией и ненавидела эту неопределенность. Смутные подозрения… Их тоже к делу не пришьешь. Интересно, каких действий ждет от нее босс Эд Стайнберг? Возможно, никаких. Сотрудники их отдела сейчас были заняты совместным с Генеральной прокуратурой расследованием по двум делам: одно касалось возможного теракта, а другое — похищения политика.
Учитывая ограниченность имеющихся в их распоряжении ресурсов, стоит ли сейчас заниматься делом, которое, судя по всему, является обычным бегством из дому? Непростой вопрос!
— А почему сейчас? — спросила Лорен.
— Что?
— Вы хранили молчание три недели. Почему передумали?
— У вас есть дети?
— Нет.
— А у меня есть.
Лорен бросила взгляд на стол и стены. Никаких семейных фотографий. Никаких признаков детей или внуков. Будто прочитав мысли Мьюз, Скайлар улыбнулась:
— Я была плохой матерью.
— Я не совсем понимаю.
— Я слишком многое, скажем так, пустила на самотек. Если были сомнения, то я не вмешивалась.
Лорен ждала продолжения.
— А это оказалось большой ошибкой.
— Я все равно не понимаю.
— Я тоже. Но на этот раз… — Эдна задумалась, сглотнула слюну и, посмотрев на руки, перевела взгляд на Лорен. — Хотя все кажется нормальным, но это может быть лишь видимостью. Может, Кэти Рочестер нужна помощь. Может, на этот раз я должна что-то сделать, а не отвернуться.
Обещание, данное Майрону в подвале, напомнило о себе ровно в 02:17.
Прошло три недели. Майрон по-прежнему встречался с Эли. Наступил день свадьбы Эсперансы. Эли присутствовала в качестве его спутницы. Том — полное имя Томас Джеймс Бидуэлл-третий — приходился Уину двоюродным братом. Свадьба была не пышной. По какой-то причине семья жениха, члены-учредители организации «Дочери американской революции»,[3] не была в восторге от решения Тома жениться на латиноамериканке из Бронкса Эсперансе Диас. Интересно почему.
— Все-таки это странно, — сказала Эсперанса.
— Что именно?
— Я всегда думала, что выйду замуж из-за денег, а не по любви. — Она посмотрела в зеркало и поправила прическу. — А получается, что выхожу замуж по любви и при этом получаю деньги.
— В мире много чудес.
— И это радует. Ты едешь в Майами встретиться с Рексом?
Рекс Стортон, чьи интересы они представляли, был постаревшей кинозвездой.
— Я вылетаю завтра после обеда.
Эсперанса отвернулась от зеркала, развела руки в стороны и одарила его лучезарной улыбкой.
— Ну как я тебе?
— Потрясающе! — искренне оценил Майрон.
— Ты серьезно?
— Серьезно.
— Тогда пошли выдавать меня замуж.
— Пошли.
— Но сначала вот что. — Эсперанса отвела его в сторону. — Я хочу, чтобы ты за меня порадовался.
— Я радуюсь.
— Я не бросаю тебя.
— Я знаю.
Эсперанса заглянула ему в глаза.
— Мы по-прежнему остаемся лучшими друзьями, — сказала она. — Ты понимаешь? Ты, я, Уин, Верзила Синди. Ничего не изменилось.
— Конечно, изменилось! — возразил Майрон. — Все изменилось.
— Я люблю тебя, и ты это знаешь.
— И я люблю тебя.
Она снова улыбнулась. Эсперанса всегда была удивительно красивой. Она одевалась подчеркнуто скромно и носила простые блузки, но сегодня, в роскошном платье, выглядела просто ослепительно. Ее всегда отличал буйный нрав и независимость, она постоянно твердила, что никогда не свяжет свою судьбу с одним человеком. И вот теперь у нее появился ребенок и она выходит замуж. Даже Эсперанса выросла и остепенилась.
— Ты прав, — согласилась Эсперанса. — Но все меняется, Майрон, а ты всегда ненавидел перемены.
— Не начинай все заново.
— Взгляни на себя. Ты прожил вместе с родителями до тридцати с лишним лет. Ты до сих пор живешь в доме, где провел детство. Ты до сих пор неразлучен со своим другом по колледжу, который, согласись, вряд ли изменится.
Он поднял руку.
— Я тебя услышал.
— Все-таки странно.
— Что именно?
— Я всегда считала, что ты вступишь в брак первым, — сказала она.
— Я тоже.
— Что касается Уина, то про него я уже все сказала и лучше в это не углубляться. Но ты всегда так легко влюблялся, особенно в эту стерву Джессику.
— Не называй ее так.
— Не важно. Но именно ты всегда был идеальным кандидатом на воплощение американской мечты — жениться, иметь двух и шесть десятых детей, приглашать друзей на барбекю на лужайку возле дома и все такое.
— А ты была страшно далека от всего этого.
Эсперанса улыбнулась:
— Разве не ты научил меня пословице Men tracht un God lacht?[4]
— Господи, обожаю, когда нееврейки говорят на иврите!
Эсперанса взяла его под локоть.
— Знаешь, а все это может оказаться вполне достойным.
— Я знаю.
Она сделала глубокий вдох.
— Идем?
— Нервничаешь?
Эсперанса взглянула на него:
— Ни капельки!
— Тогда — вперед!
Они вышли из комнаты, и Майрон сопроводил ее к жениху. Он был польщен, когда Эсперанса обратилась к нему с просьбой заменить на церемонии ее покойного отца. Он считал это простой формальностью, но, вложив ладонь невесты в руку Тому и обменявшись с ним рукопожатием, неожиданно разволновался и, отступив назад, занял место в первом ряду.
Свадьба представляла собой удивительное сочетание, казалось бы, несочетаемых вещей. Шафером Тома был Уин, а подружкой невесты — Верзила Синди. Великанша с похожими на окорока кулаками, она никак не могла определиться с нарядом: толи надеть традиционное персиковое платье подружки невесты, то ли черный кожаный корсет. В результате она остановилась на компромиссе: кожаном наряде персикового цвета с бахромой по краям. Отсутствие рукавов демонстрировало поразительное сходство ее рук с мраморными колоннами особняка в георгианском стиле. Она сделала прическу «ирокез» и прикрепила к выкрашенным в ярко-фиолетовый цвет волосам украшение в виде свадебного торта.
Примеряя свой весьма своеобразный наряд, Верзила Синди развела руки и покружилась перед Майроном. Океанские течения повернули вспять, а созвездия содрогнулись.