Из моих однокашников-капитанов пятеро расстались с жизнью в море: один повесился у себя в каюте (говорили, из-за несчастливой семейной жизни); двое умерли от инфаркта (капитаны часто бывают в состоянии стресса); один утонул в Куршском заливе (в Клайпеде) — перевернулась шлюпка; а пятый утонул на Кубе, плавая с аквалангом, который был неисправен. Да и был этот капитан нетрезв. Поэтому собес (в советское время — отдел социального обеспечения) не выплачивал вдове пенсию. Когда мы были на Кубе, я встречался с капитаном порта Сантьяго-де-Куба, и тот помог найти в архиве данные о смерти капитана Лучка. «Высокий уровень алкоголя», — заключение врачей. После разгрома сионистами СССР клайпедское судно «Капитан Храмцов» было переименовано в «Capitonas Alfredas Luchka», и наш однокашник в одночасье стал национальным героем. А его брат-близнец Richardas (мы учились с ним в мореходке, а затем вместе оканчивали Калининградский технический институт) стал поначалу ярым националистом, затем нацистом-фашистом. Недавно он сказал мне по телефону (мы говорили о его брате): «Петр, хорошо, что ты — украинец, а не русский. Украинцы выше русских». Наш однокашник Савицкас не так давно, по пьяне, признался: «Нужно убить всех русских, живущих в Литве». А ведь был советским капитаном, был коммунистом, как и Richardas. Один доктор, живущий в Германии, пишет: «Эти хуторяне — Литва, Латвия, Эстония — не дали мировому сообществу ни одного ученого, ни одного писателя, ни одного художника. Поэтому (некоторые из них) убогость интеллектуальную пытаются заслонить глупым национализмом и враждой ко всему русскому».
Зато по приказу США и израильского Моссада президент Литвы Адамкус (солдат гитлеровской армии, затем — офицер ЦРУ, затем — литовский президент) открыл в Литве секретную тюрьму, где Моссад и ЦРУ держали спецпленников. Бог с ними, с этими националистами. Не все литовцы стали ими, большинство — хорошие люди.
БМРТ «Дзукия» ловил окуня в море Ирмингера к юго-западу от Исландии на широте 61°30′N. Капитан — Кузьмин Александр Николаевич. Когда-то он был у меня старшим помощником на РТМС «Калвария», которую мы с ним спасали от гибели в ураганный ветер в скалистой бухте Шетландских островов. По возрасту, он годился мне, пожалуй, в сыновья. Это был настоящий моряк. Из всех капитанов, работавших в нашей фирме «Zveju Servisas», я поставил бы Кузьмина в список под № 1. Он не делал показной карьеры, он просто шел на судно и работал, работал честно, работал в поте лица, был скромным трудягой. И хоть любил иногда выпить и поматериться, но это было в меру. На таких людях и держится Земля Русская.
Окунь — золотая рыба. Не потому, что цвет ее как червонное золото, а потому, что наш бизнес-партнер из Италии Загородний Н.В. платил за тонну обезглавленного окуня тысячу долларов. Кузьмин умел ловить рыбу, был у него рыбацкий талант.
Одним погожим днем, когда ветер не буйствовал (на этих широтах редко бывают штили), к «Дзукии» ошвартовался БМРТ «Друскининкай» за гофротарой. Быстро перебросили ее и разошлись. Поставили трал. В 16:00 подняли на борт полный мешок — не менее 30 тонн — красного окуня. И как всегда при хорошем улове — у всех приподнятое настроение. Капитан спустился в рыбцех, прошелся с кормы до носа. Матрос-рыбообработчик сказал ему, что, вроде, дымок показывается из-под горловины носового трюма. Как раз из этого трюма перегружалась гофротара. Кузьмин подбежал к горловине — и вправду, из трюма просачивался дым. Пожар на судне — одна из страшных опасностей. Сыграли тревогу. Аварийная партия спустилась в трюм, в котором было также 120 тонн мороженого окуня. Горела, вернее, тлела гофротара. Залили ее из огнетушителей, перестало дымиться, и люди поднялись из трюма. «Пожар ликвидирован», — доложил командир аварийной партии. Задраили горловину и продолжили свою работу но пожар вскоре вспыхнул с новой силой. Капитан Кузьмин рассказывает: «Я вызвал старшего механика Войтеха и приказал задействовать СЖБ (специальная система для тушения пожара газом в закрытых помещениях). Что-то с СЖБ не получилось. Стармех Войтех сказал, что это — не его проблема и что он не хочет погибать на горящем судне. Я посмотрел на него пристально — ну и сволочь! А температура была уже такой, что на палубе вода кипела и борта стали горячими. Я обратился к экипажу: кто хочет остаться на борту и бороться за спасение судна? Нашлись 12 человек добровольцев. Остальные со стармехом-дезертиром ушли на шлюпке на «Друскининкай».