Как попал в нашу фирму старший механик Войтех — непонятно. Еще в советское время в Клайпедском тралфлоте он был известен как кляузник, как пакостный человек. Ни один капитан не работал с ним больше рейса. Поляк по происхождению, он был не только гадкий нутром, но и «лисьей» мордой походил на папу римского Павла II, поляка. Русский писатель Э. Лимонов, проживший на Западе много лет, сказал: «…Сколько не дружи с поляком, как хорошо к нему не относись, все равно, рано или поздно, он сделает тебе гадость». Не хочу сказать это о всех поляках, мой друг Бронислав Монгирд — прекрасной души человек. Самую большую гадость для человечества за последние десятилетия сделали как раз 2 поляка — Валенса и Войтыла (папа Павел II), не считая нашего русского придурка — Горбачева.
Я не люблю писать и говорить о людях плохо, в абсолютном большинстве люди добрые, и если они становятся нехорошими (не хочу писать «злыми»), то это зависит только от воспитания в раннем возрасте, зависит от того, какую «программу» заложили в развивающийся мозг родители, школа, общество. Почему евреи становятся жидами? Один мой радист Рудик Ширман как-то в рейсе разоткровенничался: «Ты еще ходишь на ночной горшок, а мама начинает твердить тебе: сыночек, ты — еврей, ты самый умный, ты умнее любого профессора-гоя (нееврея), а затем, — продолжал Рудик, — все еврейское сообщество говорит тебе об этом». Так выращивается это зловредное племя.
Я благодарен моей маме, которая в тяжелое военное и послевоенное время, оставшись с четырьмя маленькими детьми, — отец погиб на фронте — не обозлилась на жизнь и людей, осталась доброй и привила этот бесценный дар своим детям. Моя младшая сестра Валя взяла к себе домой полубеспомощную тетю Таню (сестру нашего отца) и многие годы ухаживала за ней, отвергнув предложение поместить тетю в дом престарелых. Я благодарен советской школе и обществу, которые учили: «Человек человеку — друг, товарищ и брат», в противовес сионистско-капиталистическому лозунгу «Человек человеку — волк!». В принципе, люди очень примитивные существа. Никакие мы не цари природы, это природа создала нас из амебы, и мозг наш, и тело зависимы от получаемых извне химикатов в виде пищи и информации, улавливаемой глазами и ушами. Изменилась чуточку информация — и два еврейчика, Путин и Медведев, захватившие Россию, превращаются из коммунистов в сионистов. (Сионизм — высшая форма фашизма.) Не было у них доброй мамы.
В бразильском порту Паранагуа мы встретили польский сухогруз «Danuta», правда, под панамским флагом. Сейчас Польша, как и Россия, практически не имеет своего флота под отечественным флагом. Поскольку еще с советских времен я испытывал к полякам почти братское чувство — славяне ведь, — то на второй день я пошел на это судно. Капитан Boguslav Tomas принял меня дружески, хоть и предпочел говорить по-английски, а не по-русски. (Русский он знал хорошо.) Мы заговорили о Danute, имя которой стояло на борту. Была когда-то в Польше женщина, капитан дальнего плавания Danuta Kobilinska-Walas, с 1962 года первая женщина-капитан в этой стране. (Наша советская женщина-капитан Анна Ивановна Щетинина командовала судном еще до Великой Отечественной войны.) Boguslav (он попросил называть его Богданом) встречал Дануту не так давно в Алжире, где она работала консулом. «Удивительная женщина, — сказал он, — но откуда ты знаешь о ней?» Я рассказал, что выписывал много лет польский журнал «Morze» («Море»), откуда черпал все о флоте Польши. Boguslav (Богдан) еще недавно был капитаном Щецинского порта, куда я дважды заходил на «Сувалкии». Мы нашли даже общего знакомого — лоцмана Назарчука. Хороший был лоцман, это он сказал мне о происходившем разделе Югославии: «Как плохо, что капитализм сейчас пытается посеять вражду между славянскими народами».
Во второй мой приход на «Danuta» вахтенный офицер пропустил меня к капитану без предупреждения. Я постучался и открыл дверь каюты — Boguslav (Богдан) сидел в кресле и слушал песни Окуджавы, естественно, русские. Он испуганно выключил музыку, как бы не желая показать знание русского. Мне это не очень понравилось, и я спросил: «А почему у тебя в каюте литографии Христа и Марии, ты ведь в бога не веруешь?» Что здесь произошло: капитан вскочил на ноги, покраснел и, чуть не брызгая слюной, почти закричал: «Я верую в бога, я католик, и наш земляк — Папа Римский». — «Но ведь ты был коммунистом, сидя в кресле капитана порта». — «Я — поляк!» Видя такую реакцию, я извинился, сказал «good bye» и, не подавая руки, вышел.