— Не с чем будет сети ставить, — бурчал Филимоныч, но, заметив, что и без того вывел меня из равновесия, повернулся каменной спиной, на которой было написано: чего с дураком спорить.
Немножко испортил настроение, а сделал все, как надо. Дело-то старина знал. Треугольный парус взвился по штагу, рывком наполнился, расправив все залежалости. Судно прибавило ходу, стало устойчивей на курсе. «Ясень» лихо летел вперед, почти не раскачивая мачтами. Пенный шлейф шипел по бортам, крутым кипятком бурлил за кормой кильватер. Узлов по двенадцати шпарим. Теперь быстрее, чем за сутки, догребем, думал я, премного собою довольный.
Ни через сутки, ни через двое в назначенный квадрат «Ясень» не прибыл.
Ветерок крепчал да крепчал, волна исподволь нарастала. Еще какое-то время пребывал я в легких чувствах, опьяненный нашим бегом в пене и брызгах. Но радости хватило ненадолго, настала пора и трезвым оценкам. Крутая волна уже не только подгоняла судно. Она прокатывалась под килем к носу, а корма проваливалась, чтобы в следующие секунды вздыбиться над очередным валом. Нос упорно уводило в сторону от курса, стучал баллер руля. Штурвал рулевым еле удерживался, его било в руках. Шестерни привода в рулевой колонке подозрительно похрустывали. Парус на носу вздулся болезненно дрожащим пузырем, будто готовый улететь в небеса воздушный шар. Его, стаксель, теперь, не приведя к ветру, и не спустишь. Одно успокаивает: он нам неплохо помогает, действует, как стабилизатор.
За какой-то час перевалило за шесть, потом за семь баллов. И не похоже, чтобы на этом кончилось. Вот тебе и не бывает в Северном море штормов с юго-востока! Однако мы уже в Норвежское выходили, а здесь своя роза ветров, океаническая. Только волна по-прежнему североморская, короткая.
Обеспокоенный тычками в корму, поднялся капитан. Поглядел на кудрявые, по сторонам, гребни, уперся в трепетное полотнище паруса. Сейчас, думаю «выскажется». Нет, промолчал. Тревогу выражало его молчание.
Капитана Скворцова был я, его старпом, на три года моложе. В молодости такая разница, даже не подчеркиваемая, много значит. На берегу мы дружили. Время проводили в одной компании, и я чувствовал себя ровней. Полагал тогда, плавать вместе с другом-капитаном во всех отношениях здорово. Потому предложил Скворцову, при его назначении на «Ясень», свои услуги. Владимир Иванович охотно внес меня в судовую роль. Только одно дело — вместе бражничать, другое — делить ответственность по всем законам субординации. Пока работалось нам хорошо. Скворцов передо мною не чванился, мелкие мои ошибки будто не замечал, только проскальзывала на его лице снисходительная улыбка. Так как боцманской ехидной ухмылке была она не сродни, то и воспринималась как поощрение.
В те годы бурного развития флота в специалистах была большая нужда. Карьера совершалась быстро. Командные должности мы, молодые, занимали, не успев созреть. А работа подпирала, времени ни на раздумье, ни на раскачку не полагалось. Правда, океан учил уму-разуму тоже без проволочек, и за малые годы мы испытали не один форс-мажор. Но ведь морская практика так многообразна. Чтобы ею овладеть, нужно много-много плавать. Никакой учебник не научит, только собственный опыт. Годится и горький, лишь бы не последний в жизни.
Шторм к концу моей вахты уже ревел. Мы мчались так неудержимо, что волна догоняла в замедленном темпе. На гребне волны судно зависало непозволительно долго. Серфинга, о котором мы в те времена и не слыхивали, не получалось. Корпус проваливался, просто тонул, тогда как нос и корма обнажали штевни. При этом резко нарушалась остойчивость. Раз за разом вкатывались на палубу клокочущие буруны, опасно погребали под собой трюмные люки, яростно ударяли в носовой кап. Под ним, в кубрике, оказалась отрезанной почти половина экипажа. Люди там, слыша, что творится наверху, не имея от командования никаких сведений, сильно встревожились и, как после выяснилось, близки были к панике. А командование на мостике приходило к пониманию: волна с кормы нам не услужливый помощник, а опасный попутчик, выжидающий момент нанести в спину роковой удар.
— Надо носом на волну вставать и людей из носового кубрика переводить в корму, — озабоченно сказал капитан и разрядил беспокойство шуткой: — Не то ребята без ужина останутся.
Было же не до ужина. Его кок и приготовить не сумел. Было и не до шуток. Едва приняли новое решение, как «Ясень» погрузился в пенную водную массу по самые крылья мостика и стремительно повалился на левый борт. Удержались на ногах, только крепко хватаясь за что попало. В штурманской выгородке с прокладочного стола давно слетели карты, а теперь из шкафчика с громким стуком вывалились тяжелые тома лоций. Из радиорубки доносились глухие восклицания «маркони». Рулевой повис на штурвале. «Ясень» с трудом выпрямился. Капитан громко скомандовал: