-- Кто такая Зинаида Захаровна?
-- Она врач. Спит в комнате с девочками. Я сейчас к тебе её приведу. Ты только лежи.
-- Не надо, не веди никого, - слабым голосом ответила женщина. Помолчала, потом робко попросила: - Мне бы во что-нибудь переодеться, Петя.
И это "Петя" многое разъяснило. Есть у Петра возможность счастья с его Надюшей.
-- Надюша, я тебе дам свою футболку. У меня другого ничего нет. Даже пижам. Я их не люблю.
-- Хорошо, - согласилась женщина. - И постельное белье надо сменить. А где ванная? Мне туда надо.
Петр отвел ослабевшую женщину в ванную, принес ей большое махровое полотенце и свою большую футболку. Надежда как могла, привела себя в порядок, переоделась, закружилась голова, женщина схватилась за край ванной. Слабость не проходила. Надежда медленно, держась за стену, вышла из ванной. Стоящий под дверями Петр поднял её на руки.
-- Не надо, Петя! - слабо сопротивлялась женщина. - Я сама дойду.
-- Надо, - тихо ответил тот и понес женщину в спальню.
Он заботливо уложил её на чистую свежую постель, опять прилег рядом. Но Надежда никак не могла уснуть, болела голова, мысль о дочках не давала покоя. Она не успокоилась, пока её Петр не отвел к девочкам. Дочери спали. Проснувшаяся Зинаида Захаровна сначала одобрительно покачала головой, потом шёпотом начала выговаривать:
-- Вам лежать надо. Спят девочки, спят.
-- А Маша? Как она?
-- Кризис миновал. На улучшение пойдет теперь. Вон спит ваша королева.
Убедившись, что всё в порядке, Надежда дала себя увести. Засыпая, она почувствовала, что Пётр опять прилёг рядом.
-- Ну и пусть, - равнодушно подумала она. - Как же мне все-таки плохо, болит голова, ломит все кости...
-- Маме стало лучше, это дядя Петя помог. Но зачем он опять остался в одной комнате с мамой? - думала проснувшаяся Анютка, увидев, что Петр повёл мать в комнату и там остался. - Ну и пусть остается. За мамой тоже надо следить. А дядя Петя всё-таки хороший. Он не дал Маше и маме умереть. Мишку мне купил. Я так всегда хотела иметь такого мишку, папа все обещал и умер, - девочка обняла плюшевого медведя, прижалась к нему. - И в доме у дяди Пети хорошо. Тепло, как у нас в Сибири, когда папа был жив...
Мысли девочки стали путаться, она спокойно уснула. Надежда спала беспокойно, говорила во сне - она всегда во время болезни говорила - без конца просыпалась и всегда видела внимательные, любящие глаза мужчины. Мужчины, которого она сама давно любила. Но пока был жив Василий, она не позволяла этому чувству выйти наружу, и после смерти мужа тоже - это казалось ей изменой. Да и мнения окружающих Надежда тоже побаивалась. Ведь еще есть дочери, сестры и мать покойного мужа. Даже Рае и бабе Тасе не решилась бы признаться в своих чувствах Надежда. Хотя баба Тася знала. Она всегда все знала.
Вот так болезнями помянула Василия его семья. Он в эту ночь не приснился ни Надежде, ни дочерям. А наполовину бодрствующий Петр готов был поклясться, что он видел друга, стоящего в углу комнаты. Уставший, какой-то измученный Василий пристально смотрел на него.
-- Уходи, Вась, - тихо попросил его друг. - Уходи. Пока ты был жив, я ушел от вас. Старался не беспокоить. Знаешь, как мне плохо бывало порой. Но Надя говорила: "Нет!" Теперь тебя нет, я остаюсь. Пожалей свою семью. Вась, ты же знаешь, девочкам и Надюше лучше со мной будет. Уходи. Оставь нас... Не трогай девочек...
Василий что-то хотел сказать, это чувствовалось по его лицу. Но слов его не было слышно, лишь его пристальный взгляд смущал друга. И Петр опять повторил:
-- Уходи! Слышишь, Василий! Уходи. Это моя теперь семья, моя жена и дочери. Я буду заботиться о них.
Лицо Василия при этих словах стало спокойным, каким-то отдохнувшим, исчезло усталое, измученное выражение. Что-то неразборчиво заговорила во сне Надежда. Взгляд Василия пытался её найти, но Петр подвинулся и обнял мечущуюся женщину, скрывая её от Василия, и неумело перекрестился. Медленно после этого растаял в темноте силуэт друга. Успокоилась под надежной рукой мужчины болеющая женщина. Спали в соседней комнате девочки. Петр сходил, проверил, там было все в порядке, потом разделся и лег рядом с Надеждой, опять обнял её. "Все, Надюша! Ты мне теперь жена!", - подумал он. Осторожно и нежно поцеловал пылающую щеку. Похоже, опять поднялась температура.
Три дня столбик термометра у Надежды упорно приближался к сорока градусам. Голова у женщины была какая-то пустая, в ней была лишь звенящая тишина, но сознания она больше не теряла. Женщина через силу пила сок или воду, лишь потому, что видела испуганные глазенки старшей дочери. Анечка слышала, что во время болезни надо много пить, вот и тащила матери питье. Мелькал шприц в умелых руках домработницы, на какое-то время Надежде становилось легче. Переставало действовать лекарство, опять начинался жар. Петр не отходил от женщины ни днем, ни ночью. На четвертый день болезнь начала отступать. Ртутный столбик застыл у тридцати восьми. А на другой день температура упала. Надежда впервые осмысленными глазами посмотрела на окружающих, на уставшего похудевшего Петра, на притихших дочек. Она даже немного поела. Петр впервые решился оставить женщину на попечение Зинаиды Захаровны и поехал в центральный офис. Его юрист, Антон Переверзнев, что-то мудрил. Надо было перепроверить кое-какие бумаги.
Надежда впервые за последние пять дней встала с кровати и, накинув халат, сидела в кресле. После медленно пошла к дочерям. Маша, одетая в какую-то незнакомую пижамку, одна сидела на широкой кровати, вокруг себя она разложила игрушки, привезенные Петром, и что-то говорила двум огромным куклам. Увидев стоящую в дверях мать, ласково улыбнулась:
-- Мамочка, ты выздоровела?
-- Не совсем, - вместо Надежды сказала Зинаида Захаровна. - Как и ты, Машенька. Маме надо еще полежать.
Девочка закашлялась.
-- Ты все еще кашляешь, - огорчилась Надежда. - И сильно.
-- Да, - пожаловалась девочка. - Я сильно кашляю. Мне баба Зина уколы делает. Больно. Но я терплю. Дядя Петя сказал, что надо потерпеть, а то ты расстроишься.
Надежда вопросительно смотрела на домработницу.
-- У Машеньки осложнение, развился бронхит, - пояснила Зинаида Захаровна. - Придется поколоть антибиотики.
Мать расстроено присела на кровать дочери.
-- Мам, ты не расстраивайся, я выздоровею, - обняла её ласковая Машенька. - Дядя Петя сказал, что не даст нам больше так сильно болеть. Мам, дядя Петя хороший. Смотри, какую он мне пижаму купил. Со слониками. Он и платье обещал мне новогоднее, длинное, как у феи. А то ты заболела, тебе некогда мне купить.
Улыбнулась Надежда при этих словах и спохватилась, что не видит Анечки:
-- А Аня? Кстати, где она?
-- У Ани все в порядке. Она здорова. В кабинете Петра Сергеевича сидит. В компьютер играет, - ответила домработница.
-- Кто ей разрешил?
-- Дядя Петя, - пояснила Маша. - Он сам Аньку и научил включать компьютер. Диск ей с играми дал. Мам, дядя Петя и мне разрешает играть. Только Анька прогоняет меня.
-- Значит, Аня здорова. Пора ведь в школу, - задумчиво произнесла Надежда.
Маша неожиданно расплакалась:
-- Я не хочу в школу, не хочу в Москву. Там холодно. Там плохо. Там я с Анькой сплю. Она всю кровать занимает, а меня к стенке прижимает. В школу надо рано вставать. А здесь хорошо. Кровать большая. Все мои игрушки уместились. А выздоровею, буду на улицу ходить, на санках кататься. Дядя Петя сказал, что горку мне построит. Я не пойду больше в школу. Никогда не пойду!
Надежда подумала, что все-таки рано она отдала младшую дочь в школу. Не наигралась еще девочка.
-- Мам, - в глазах Машеньки светилась огромная надежда и такая же огромная просьба. - Мам, давай останемся здесь. С дядей Петей. Здесь хорошо. Мам...
Надежда избежала взгляда просящих глаз младшей дочери и повернулась к Зинаиде Захаровне:
-- Мне бы душ принять. Можно? Температура упала ведь.