Настоящих причин грустить и плакать Настя в своем положении и сама не видела, сколько ни искала. Поэтому оставалось только честно признаться себе, что ее просто пугают перемены. Жили они жили, тихо-мирно, с мамой и Машкой, а теперь – изволь, как-то приспосабливайся ко всему новому, что взяла да и преподнесла жизнь!..
– Пить хочу – умираю! – сказала Соня, заперев за грузчиком дверь. – Давай чайку глотнем. Потом помогу тебе быстренько раскидать все по местам и поеду, пока светло. Меня, конечно, никто не ждет на даче, бабка с дедом ликуют там, заполучив в полное свое владение внуков. Но показаться и припугнуть их надо, чтобы знали – я бдю и окончательно детей разбаловать не позволю!
Настя кивнула и отправилась ставить чайник.
Зазвонил телефон в прихожей, Соня схватила трубку.
– Нет, нет, вы не туда попали, – бойко ответила кому-то. – Ни одного Дмитрий Иваныча тут не имеется! Пожалуйста, пожалуйста, всего доброго!
Дав отбой, она прошла в гостиную, потрещала там некоторое время скотчем, сдирая его с коробок, после чего тоже явилась в кухню.
– Чинка как-то странно себя ведет, – сказала, усаживаясь за стол и подхватывая с тарелки сухарик.
Чинкой звали Настину собаку. Полное имя – Чинарик, порода, по Сониному определению, – «недопинчер». Сын неизвестных родителей, черный с желтыми подпалинами, он и впрямь сошел бы за достойного представителя славной породы карликовых пинчеров, если бы не лапки – вдвое короче, чем положено.
– И что он делает? – спросила Настя, накрывая полотенцем заварочный чайник.
– Смотрит на диван, припадает на передние лапы и хвостом вертит. А до этого холку дыбил и вроде как рычать собирался. Тоже на диван.
– Может быть, хозяйских зверей чует? Ими здесь наверняка пахнет…
– Да нет, вид такой, будто он на самом деле заигрывает с кем-то. Кто на диване сидит.
– Хм. И кто же там сидит? Привидение? – усмехнулась Настя.
– На привидения собаки обычно воют, – авторитетно сказала Соня, в мировоззрении которой житейский практицизм вполне непринужденно соседствовал со жгучим интересом ко всякой мистике и детской верой в приметы и НЛО. – Нет… это, наверно, домовой, – заключила она и захрустела сухариком.
– Фаю-то даф? – прошамкала.
– Погоди, сейчас заварится.
Ополоснув и протерев кружки, которые оставила ей добрая хозяйка вместе со всей прочей необходимой посудой, Настя поставила их на стол и повернулась к окну, собираясь взять с подоконника батон, выложенный туда из сумки пятью минутами раньше. Протянула к нему руку и сдвинула брови, глядя на горшочки с цветами.
– Сонь, – позвала, – мне показалось или позавчера здесь были фиалки?
– Да, – откликнулась та, – фиалки. Как щас помню. Белые и розовые. А что?
– А теперь тут литопсы. Цветущие, красота! Тоже белые и розовые, поэтому я и не заметила сразу…
– Опять, что ли, домового шуточки? – Соня вытаращилась на подоконник.
Настя вздохнула.
– Хозяйкины, скорее. Одни цветы забрала, другие привезла.
– Вот делать нечего человеку! – фыркнула Соня.
– Ну, может, она фиалки больше любит, – предположила Настя. – И не решилась доверить их квартирантке. Хотя за литопсами уход посложнее будет!
– Надо было сказать ей, что ты флорист… Слушай, наливай уже чаю, заварился!
И тут из гостиной донеслось вдруг нетерпеливое поскуливание вперемежку с погавкиванием. При помощи коих Чинка обычно давал понять, что очень, ну просто очень хочет кусочек того вкусного, которое кто-то нагло ест у бедной собаки на глазах.
– Да что же там, действительно, происходит? – озадачилась Настя. – Наливай сама, а я пойду посмотрю.
Она вошла в гостиную и застыла.
Чинка танцевал.
То бишь кружился на одном месте, встав на задние лапки.
Что обычно делал только в том случае, если перед самым носом у него кто-нибудь держал кусок шоколада.
– Батюшки, – сказала, выглянув из-за Настиного плеча, любопытная Соня, не усидевшая в кухне. – Собачка ваша, никак, рехнулась?
Чинка, не обращая на них внимания, опустился на все четыре и гавкнул на диван.
Где, естественно, никого не было.
* * *
– Юниция, прекрати, – сердито сказала Мирабель. – Убери конфету! Если он еще и жевать начнет неведомо что, девчонки точно заподозрят неладное и сбегут. Обе!
Это подействовало. Фея Озорства спрятала наконец лакомство в карман и огрызнулась:
– А сама-то что творишь? Зачем цветы поменяла?
– Я не нарочно, – принялась оправдываться Мирабель, – забыла просто… всегда по понедельникам их меняю…