Аварийный люк, наконец-то, открылся, и я решила выбраться наружу.
Конечно, я буду скучать по своему боссу, моим клиентам, моим коллегам и особенно по Ашике.
Я расчесала волосы щеткой для очередного порыва горячего воздуха, устремила взгляд на Ашику в зеркале и сказала ей:
— Если ты пришлешь к его порогу девять чернокожих мужчин, пожилая леди Замбино выйдет из своего дома со своим шаром для боулинга. Может, ей и восемьдесят два, но она безумно виртуозно обращается с мячом. Так что не уверена, что это будет слишком хорошо для твоих братьев и их собратьев.
Произнеся это, я обдала свои волосы горячим воздухом.
Когда я закончила и перешла к новой пряди, Ашика сказала:
— Я беспокоюсь о тебе.
Я поняла, что она сказала мне это, потому что пока она накладывала мне чистую повязку, я рассказала ей о том, что задумал Бенни. С тех пор она выжидала своего часа, вероятно, ожидая, когда я полностью завладею ее вниманием. Поскольку этого не происходило, и в конце концов ей действительно пришлось бы идти на работу, она воспользовалась ситуацией.
Я перевела взгляд со своих волос на нее и заверила:
— Со мной все будет в порядке.
— Такой парень, как там внизу, может быть убедительным, — ответила она.
Я знала об этом и была чертовски этим напугана.
— Со мной все будет хорошо, — повторила я.
— Милая. — Она наклонилась ко мне, поставив локти на колени, но ее глаза не отрывались от моих в зеркале. — Мой следующий вопрос должен быть задан с вином и расслабляющей музыкой после того, как мы сделаем процедуры по уходу за лицом и уложим волосы, но я должна сказать прямо. И этот вопрос был бы таким — почему ты не хочешь, чтобы он убедил тебя?
Я сжала губы и обдала локон горячим воздухом.
Когда я выключила фен, Ашика продолжала смотреть на меня.
— Избегаешь? Фрэнки Кончетти? Девушка, которая всю жизнь действовала в открытую?
— Он брат моего покойного парня, — сказала я в миллионный раз менее чем за два дня. Хотя, на этот раз, она и так уже знала.
Она кивнула.
— Я понимаю, почему ты не хочешь. Я полностью это понимаю. Но я видела этого парня там внизу, и когда я говорю это, имею в виду не только тот факт, что он выглядит достаточно хорошо, что его хочется съесть. Дело в том, что он был милым, но тверд, когда сказал мне, что я должна присматривать за тобой. Не поддаваться ни на одно твое дерьмо, если ты попытаешься меня убедить, что сможешь сделать что-то самостоятельно, если я не считаю разумным, что тебе стоит это делать самой. И еще, что мне необходимо дать тебе эту таблетку, потому что ты гордая, упрямая и пытаешься скрыть боль. — Она сделала паузу, не спуская с меня глаз в зеркале, и закончила: — Ему не все равно, Фрэнки. Причем очень сильно не все равно.
— Дело не в этом, — ответила я ей.
— А в чем? — Спросила она.
— Дело в том, что это нехорошо, — объяснила я.
— Дело не в том, что это нехорошо, потому что это будет хулиганство.
Я потеребила свой локон и подогрела его еще сильнее, потому что не хотела снова говорить об этом.
Когда я закончила, Ашика все же продолжила.
— Ты затаила обиду.
Я снова посмотрела на нее в зеркало.
— Э-э... да.
Она покачала головой.
— Только Бог может судить его и его семью, как они обращались с тобой. Здесь, на земле, самое правильное — это простить. Труднее забыть, милая. Это твой крест, который ты должна нести, и в этом вся суть прощения. Они дали тебе этот крест, и это ты должна нести его, находя возможность простить. Вот почему прощение — это божественное. Потому что кто-то причиняет нам боль и зло, мы живем с этим злом бок о бок с ними, но именно мы должны найти в себе силы простить их — снять их с крючка. И если они хотят попросить у тебя прощение, дай им этот шанс, потому что только у тебя есть сила их простить, чтобы их душа не была такой тяжелой от грехов. И правильное то, что нужно сделать — это использовать, данную тебе силу.
— Так и есть. Я уже решила. Вот почему не приняла твое предложение сплотить твоих братьев и их собратьев. Я позволю его семье залечить сделанную ими брешь, — поделилась я перед тем, как покончить с этим. — А потом уеду.
Она уставилась на меня в зеркало.
Я вернулась к своим волосам.
Мои руки устали, у меня ныла спина, которая при длительном стоянии и движении усиливалась, я поняла, что мне следует заканчивать с волосами.
Но я этого не сделала.
Ашика больше ничего не сказала. Как раз в тот момент, когда я провела пальцами, покрытыми эликсиром, по волосам и нанесла еще один слой туши, она вошла в спальню и вернулась со свежей ночной рубашкой.
Я натянула ее поверх трусов и увидела, что она действительно миленькая. Ту, что я выбрала вчера на ночь, напоминала вроде кафтан — струящийся и удобный, но полностью закрывающий все.
У этой низкий подол спереди доходил мне на несколько дюймов ниже колен, сзади — почти до лодыжек. Вырез доходил до талии в стиле ампир, со сборкой на лифе и линии талии, которая привлекала внимание к декольте. И последнее, она была ярко-кораллового цвета, отлично смотрелась с моими волосами.
Можно было заметить бирюзовое кружево моего лифчика в вырезе, но…что угодно. Это был бы не первый раз, когда я делала намек на бюстгальтер, в том числе Бену и Терезе.
— Милая ночнушка, — заметила Ашика, окинув ее беглым взглядом.
— Джина. У нее глаз наметан на милые ночнушки, — ответила я ей.
— Сексуально симпатичная, — сказала она мне.
Я посмотрела в зеркало. Декольте было сексуальным. Материал был полупрозрачным, льнущим к телу.
Боже, сексуально мило. Кто знал, что в Джине есть такое?
— Думаю, теперь у тебя все хорошо, и тебе нужно отдохнуть, — посоветовала Ашика.
Я повернулась к ней и поняла намек.
Ей пора было идти.
— Прости, детка, я немного рассеянная стала. Ты должна идти.
— Рада была бы остаться столько, сколько ты захочешь, но да. Нужно повышать продажи, мы же лишились одного классного продавца.
Я ухмыльнулась, поняв ее намек.
Она отодвинулась в сторону и махнула рукой в сторону двери.
Я приняла ее приглашение и направилась в спальню. Оказавшись в спальне, не стала тратить время, тут же растянулась на кровати, подоткнув подушки под спину и откинув верхнюю часть тела назад.
Стало намного лучше.
— Хочешь, чтобы я пришла сегодня вечером с кем-нибудь в качестве буфера? — Спросила Ашика, и я подняла на нее глаза.
Мне бы это понравилось. Было бы мило, как и все остальное, очень помогло бы.
Но она опаздывала на работу из-за меня, мне нужно, чтобы она хотя бы еще пару дней приходила меня навещать к Бенни. Поэтому не следует пользоваться ее временем и добротой на всю катушку. Я не была поклонником таких одолжений, и с моим отъездом у меня было бы не так много возможностей отблагодарить ее.
— Со мной все будет в порядке, — ответила я.
— Ты повторяешь это уже ни один раз, ты хочешь, чтобы я в это поверила, но должна тебе сказать, милая, что не верю.
Я скорчила рожицу, и она улыбнулась в ответ. Затем наклонилась, схватила мою руку и сжала.
— Если я тебе понадоблюсь, ты знаешь, как меня найти.
— Да, детка. Знаю. И я ценю так, ты даже не поверишь. Спасибо, — ответила я.
Еще одно ее пожатие и улыбка, прежде чем она отпустила мою руку и вышла.
— Пока! — Крикнула я.
— Увидимся еще, девочка! — крикнула она в ответ.
Когда она ушла, я посмотрела на тумбочку, не оставил ли Бен случайно пульт.
Не оставил.
Отчего мне захотелось громко хихикнуть.
Возможно, моя уловка с его телевизором на самом деле-то сработала.
Я потянулась за «Вог», когда вошел Бенни. Я также наблюдала, как он остановился в пяти футах от меня, не сводя с меня глаз.
— Я занималась волосами сегодня утром, — заявила я. — Это подвиг, который трудно совершить даже в лучшие дни, так что, Надзиратель, если ты собираешься меня силой заставить спуститься в столовую на завтрак, обещаю голодать до ланча.
Бен ничего не сказал.
Я продолжила:
— Если ты принесешь мне что-нибудь поесть и кофе, я буду мила с тобой в течение пятнадцати минут.
Бен по-прежнему молчал.
Поэтому я решила увеличить ставки:
— Хорошо, двадцати.
Бенни упер руки в бока, но не сказал ни слова.
Я продолжила:
— И ты можешь вернуть пульт обратно. Вчера вечером я видела кофейный кекс «Энтенман» у тебя на столешницы. Ради кусочка, я не буду трахаться с твоим телевизором весь день.
— Я же говорил тебе, тебе нельзя заниматься сексом. Предписание врача.
Я почувствовала, как моя голова дернулась от удивления от его слов, прежде чем спросила:
— Что?!
— Детка, ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, ты сделала пышную прическу, эта ночнушка, выглядывающий лифчик, прикрывающий твои сиськи, хочу увидеть прежде, чем захочу его снять и почувствовать твою кожу.
Мой желудок сжался, и не в плохом смысле.
Но…
Он что рехнулся?
— Что?! — спросила я на этот раз громче.
— На самом деле, если ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, ты должна сначала подумать. Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя немедленно — ты сделала пышные волосы, намек на лифчик и показываешь кожу.