— Спасибо. — Кейден повернулся к лифту, проходя мимо огромной витрины с бокалами, составленными в виде пирамиды, поднимающейся до самого потолка. Он вошел в лифт и приготовился к тому, что ему скажет Шайло, когда увидит. Несмотря на сказанное Тессой, он не был тем человеком, которого ожидала Шайло.
Поездка на лифте заняла несколько минут, выйдя из него, он огляделся и сразу увидел, что помещение было огромным. Свежий запах краски пропитал воздух. Услышав шелест оберточной бумаги, он двинулся в том направлении. Завернув за угол, он увидел ее.
Он молча уставился на нее. Она стояла к нему спиной, склонившись над огромным ящиком и пересчитывая содержимое. Одетая в шелковую голубую блузку, черную юбку-карандаш с разрезом сзади и черные туфли на высоких каблуках, она представляла собой картину, которую он не мог не оценить. Без сомнений, Шайло была красивой и желанной женщиной. Хотя их отношения строились не только на физическом влечении, он бы первым признал, что физический контакт был хорош. Чертовски хорош. Но что он любил в ней больше всего, так это ее жизнерадостность и красивую душу, сиявшую даже при отце-тиране. Но Сэмюэль был мертв, и Кейден мог винить только себя за то, что именно он сломил ее дух.
Продолжая ее изучать, он увидел, что она подняла волосы вверх, уложив в элегантный пучок на затылке. Летом, когда июльская жара начинала действовать ей на нервы, она обычно забирала волосы кверху. Жаре она всегда предпочитала холодную погоду, и ему нравилось согревать ее в те холодные ночи, когда он навещал ее в Бостоне.
Она выпрямилась, и он увидел, как она перелистывает прикрепленные к планшету бумаги.
Прикинув, что сейчас самое время дать о себе знать, он произнес:
— Привет, Шайло.
Глава 7
Шайло резко обернулась, сразу же узнав голос Кейдена. И он стоял там, в ее погребе, будто имел на это полное право. Шок от встречи с ним сменился гневом, и она вздернула подбородок и прищурилась, пытаясь не обращать внимания на то, как хорошо он выглядел в деловом костюме. На концертах он носил повседневную одежду — красивую рубашку с джинсами или брюками. Увидев его в образе, словно сошедшем со страниц журнала «GQ», у нее перехватило дыхание. Почти... но не полностью.
И почему он стал еще красивее, чем прежде? К этому могла иметь какое-то отношение аккуратно подстриженная бородка. Неужели он должен выглядеть так сексуально, стоя здесь и глядя на нее великолепными светло-карими глазами? Черты лица цвета мускатного ореха казались кремово-нежными на фоне белизны рубашки.
— Кейден, что ты здесь делаешь? — голос прозвучал резко, как она и хотела.
— Пришел повидаться с тобой.
Ее брови взлетели вверх. Должно быть, он шутит.
— Для чего, ведь только в прошлом месяце ты мне сказал, что не можешь выносить моего вида?
— Шайло, я совершил ошибку и пришел извиниться. В тот вечер я наговорил много такого, чего не должен был говорить. Теперь я знаю правду, и мне следовало выслушать то, что ты пыталась мне сказать.
Ей стало любопытно, кто и что ему рассказал, но это уже не имело значения.
— Да, ты должен был выслушать, но не сделал этого. Мало того, ты показал, как сильно веришь и доверяешь мне, Кейден. Гораздо меньше, чем я тебе.
— А что я должен был думать, Шайло?
Ее привело в бешенство, что он задал этот вопрос.
— Что в тот уик-энд ничто, кроме смерти, не могло удержать меня от свадьбы с тобой. Но ты об этом не подумал. Ты решил, что я буду валяться на пляже с другим мужчиной. Вот какого ты обо мне мнения.
— Но я увидел фотографии, и когда попытался до тебя дозвониться, трубку взял мужчина. Конечно, теперь я знаю, что все это подстроил твой отец.
— И это заставило тебя поверить в самое худшее обо мне?
Минуту он молчал, а затем сказал:
— Я был неправ. Прошу, прости меня. Как я уже сказал, я подумал…
— Я знаю, что ты подумал. Я поняла. А теперь, пожалуйста, уходи.
В ответ на эту просьбу он покачал головой.
— И я знаю о ребенке. О нашем ребенке, — сказал он вместо этого. — Хотел бы я быть рядом с тобой, — тихо произнес он.
Сердце Шайло пронзила боль. Кейден воскрешал в памяти очень мучительный период ее жизни. Она не желала вспоминать, что хотела, чтобы он был рядом. Боль от переломанных костей была достаточно сильной, но потом ей сказали, что она потеряла ребенка, и это стало агонией, через которую никто не должен проходить. Даже сейчас, внутри нее по-прежнему оставалась эта боль. И она часто задавалась вопросом, если бы ребенок выжил, был бы это мальчик или девочка. Для нее это не имело никакого значения. Она стала бы лучшим родителем для этого ребенка, чем для нее были ее собственные.