Но как только она покидала объятия Себастьяна, действительность грозно наваливалась на нее и больно сжимала заледеневшее сердце.
Себастьян пригласил их только на неделю, но неделя прошла, и никто не побеспокоился, не заговорил об отъезде. Зима сковала поля и дороги, но в доме жарко горели камины, и в уютных комнатах было тепло.
Снаружи умирал год, а внутри, в большом доме, жизнь била ключом. И хотя Хелена не принимала непосредственного участия в приготовлениях, она заразилась общим возбуждением и предвкушением радости, когда вся семья готовилась к Святкам, чтобы отметить этот праздник в узком кругу.
С лица Клары не сходила улыбка, она без конца рассказывала всем о том, как следует проводить этот праздник, объясняла, где растут вечнозеленые деревья, ветками которых украсят комнаты, какие секретные ингредиенты надо добавлять в рождественский пудинг.
Снова и снова Хелена ловила себя на том, что вроде бы она живет в ожидании радости, но сердце ее болело от страха и отчаяния.
После нескольких расслабляющих минут в его кабинете Хелена размышляла над тем, где и как он встретил Фабиана и завладел кинжалом; наступил момент, когда она была уже почти готова рассказать ему все, но он неожиданно принялся развлекать ее рассказами о своих предках, своей семье, своем детстве и своей жизни.
Такие откровения он позволил себе впервые. И только с ней.
Она узнала, как он взобрался на огромный дуб, росший возле конюшен, и чуть не свалился с него на землю. И как тогда испугался. Как сильно любил своего первого пони и как едва не сошел с ума, когда тот умер.
Последнее он не смог выразить словами, а просто резко замолчал и заговорил о другом.
Если бы он так явно не старался быть откровенным, она могла бы подумать, что, несмотря на его клятву и даже намерение не манипулировать ее чувствами, он просто не смог себя сдержать. Но все, что он говорил, он говорил даже с какой-то неохотой, словно заставлял себя положить свое прошлое и предполагаемое будущее к ее ногам. Он выкладывал ей все без утайки, как будто стремился к тому, чтобы она поняла его и судила не так строго.
Ему это удалось.
Дни тихо уходили в прошлое, и она чувствовала, что все больше попадает под его очарование и все более отчаянно желает стать его герцогиней, его женой, его возлюбленной.
При этом знала, что этого никогда не будет.
Она хотела рассказать ему о плане Фабиана, но подобного рода сказки никоим образом не могли бы растрогать такого человека, как он. Безжалостный, с твердым характером, он был очень похож на Фабиана, и не исключено, что когда-то они были соперниками. Если она расскажет ему свою историю, покажет ему письма… Нет, она не может сейчас принять его предложение, показать ему письма просить у него помощи и защиты.
Ведь он может отказать ей в этом. Что, если у них с Фабианом такие отношения, что он возьмет и откажется от нее?
Она никогда не завладеет кинжалом, и Ариэль…
Быть откровенной с ним — значит рискнуть, а она не могла себе этого позволить.
Дни проходили один за другим, и срок похищения кинжала неумолимо приближался. Она упорно цеплялась за последнее, что ей осталось, и не могла отказаться от нежности Себастьяна, от тепла его объятий.
Заканчивались последние дни ее счастья.
С того момента как она предаст его и исчезнет, жизнь ее потеряет всякий смысл. У нее не останется ничего, что бы так много для нее значило, и никто на свете не заменит его.
В ее сердце уже был ответ на его вопрос, но она точно знала, что у нее никогда не будет возможности принять его предложение.
Чувство вины и угрызения совести не давали ей покоя даже в те часы, когда она ездила верхом, смеялась, разговаривала, ходила рядом с ним по огромному дому. Она не давала выхода отчаянию, загнала его в маленький уголок своего сознания, но оно всегда было рядом с ней.
Единственное, о чем она сожалела, — это то, что они больше не занимались любовью.
Себастьян вел себя благородно, и у нее хватало совести не давить на него — она не имела на это права. Такое право она получила бы сразу, если бы согласилась стать его женой. Да, его поведение, несомненно, говорило о мудрости.
Хелена только теперь поняла значение слов «интимные отношения». Эти отношения приносили ей ни с чем не сравнимое счастье и связали их нежной любовной цепью. Испытав это счастье однажды, она всегда будет страстно желать испытать его снова.
Но этого больше не будет.
У нее не было выбора. Ариэль была ее сестрой, и она несла за нее ответственность.
Себастьян наблюдал за ней, и его не могли обмануть ее смех и улыбки. Ими она прикрывала тоску, которая терзала ее сердце. Он всеми известными ему способами побуждал доверить ему свой секрет и знал, что она прекрасно это понимает. Но Хелена не могла…
Он не знал, догадывалась ли она, как много он видит каждый раз, когда ее взгляд становится отрешенным, задумчивым, пока она вдруг не спохватится и не обнаружит, что он за ней наблюдает. Тогда она быстро надевала на себя маску или изображала улыбку.
Он был уверен, что все дело в письмах. Они все еще лежали на туалетном столике под футляром для драгоценностей, и он видел их всякий раз, когда входил в ее комнату в ее отсутствие. Вид этих писем свидетельствовал о том, что они были вскрыты и прочитаны бессчетное количество раз. Они искушали его, искушали по-настоящему, но он не прочитал их.
Пока.
Если Хелена в ближайшее время не признается ему, он это сделает.
Он хотел, чтобы она доверяла ему настолько, что без принуждения обо всем бы рассказывала ему, но она упорно молчала. И как он теперь подозревал, будет молчать и дальше. И это заставляло его задаваться вопросом: что — или кто — был настолько могущественным, что оказывал столь сильное давление на нее, заставляя ее быть абсолютно покорной.
Или непоколебимо преданной.
— Вийяр говорит, что его нет в спальне.
Хелена смотрела на зимний ландшафт за окном библиотеки. Луи нашел ее здесь — она сидела одна в этой комнате, чтобы дать Себастьяну возможность закончить работу, которая, как он говорил, была срочной.
Луи слегка встряхнул ее за плечо.
— Я пришел напомнить тебе, чтобы ты поторопилась.
Когда она ничего не ответила, он приблизил свое лицо к ее лицу.
— Ты слышишь меня?
— Отстань. — Ее голос был тихим, ровным, невыразительным.
— Мы зря теряем время. — Он огляделся, желая убедиться, что они все еще одни. — Прошло уже больше оговоренной недели. Я слышал, что через несколько дней здесь соберутся все члены семьи. Кто знает, когда Сент-Ивзу все это надоест и он решит, что мы должны уехать?
— Не надоест.
— Это ты так думаешь. Но как только его семья окажется здесь… — Он посмотрел на Хелену. — Ходят разговоры о свадьбе, но мне это совсем не нравится. Нельзя ежедневно испытывать судьбу. Ты должна найти кинжал как можно скорее. Сегодня.
— Я говорила тебе, что он наверняка в кабинете. — Повернув голову, Хелена холодно посмотрела на Луи. — Почему ты сам не займешься этим?
— Я бы с радостью, но дядя приказал, чтобы это сделала ты. И я его понимаю.
— Понимаешь?
— Если ты похитишь его, Сент-Ивз не будет предавать это дело огласке и не станет думать о мщении, потому что не захочет, чтобы все знали, что его обворовала женщина.
— Понимаю. Поэтому это должна быть я.
— Да, и сделай это как можно скорее.
— Я сделаю это сегодня.
Прежде чем в очередной раз отправиться на поиски, Хелена дождалась, когда часы пробьют полночь, хотя и не была уверена, что Себастьян уже ушел из своего кабинета. Поэтому, спускаясь по лестнице, она перегнулась через перила, чтобы посмотреть, не пробивается ли из-под двери полоска света. Убедившись, что там темно, она спустилась и стала неслышно красться по коридору.