Ее звали Мария Мендес. Для меня она была... была... Кем же она была для меня? Возлюбленной? Слишком громко. Соседкой? Слишком скупо. Судьбой? Слишком пафосно. Она была подобна падающей звезде. Прежде, чем сгореть, оставила неизгладимый след в моей судьбе.
Мария и я родились в фавелах, месте, куда наш создатель не заглядывает даже по большим праздникам, туристы обходят десятой дорогой, а богачи пугают своих откормленных детишек.
- Вы все прокляты, прокляты, прокляты... - шептала безумная старуха Мануэла, тыча в прохожих скрюченным подагрой пальцем.
Истинная правда. Мы все были прокляты еще до рождения. Но мы были детьми, а потому смеялись над сумасшедшей Мануэлой. Она злилась и пыталась огреть нас своей клюкой, вызывая новые взрывы хохота.
Если бы не постоянно урчащие желудки, наше с Марией детство можно было назвать самым обычным. Вот только кончилось оно слишком быстро и резко, словно опустили занавес в театре.
Мой старший брат был мелким уголовником, промышлял воровством, иногда налетами на лавки торговцев. Он ловко обращался с пистолетом и лихо сплевывал через дырку от выбитого в драке переднего зуба. Для меня этого было достаточно, чтобы возвести его в кумиры. Про готовящееся ограбление я подслушал, спрятавшись за картонными стенами нашего барака. Измученная непосильным трудом мать днями пропадала на работе. Она работала прачкой, обстирывала богатые дома Рио. Отец попал под пулю во время перестрелки. Мелкие гангстеры чувствовали себя вольготно в нашей лачуге.
Выходим сегодня ночью. - Рикардо, семнадцатилетний ублюдок, крутил на пальце револьвер.
- Ага, бабла там куча, я вам говорю, - поддакивал Педро, еще один дружок моего братца.
- Срубим бабла и трахнем донну Люсинду, - хрипло рассмеялся Рикардо.
Меня передернуло. Донна Люсинда была матерью Марии. Она зарабатывала на жизнь проституцией, принимала клиентов прямо на дому. Чуть не каждый год донна Люсинда рожала. "Эта сучка опять с брюхом, - как-то воскликнула моя мать в сердцах. - Седьмой по счету. А ты чего уши развесил? - заорала она, заметив мой интерес. - Иди белье сними".- Матери лучше было не перечить, уж больно рука у нее тяжелая.
Окончание разговора гангстеров я не услышал, побежал к Марии, рассказывать новости. В доме донны Люсинды была всего одна комната. Когда она "работала", дети отирались на улице. Старшие приглядывали за младшими, двое последних ползали под ногами, прямо в грязи.
- Мария, Мария. - От бега я запыхался и никак не мог восстановить дыхание, - Рикардо, Педро и мой брат собрались ограбить лавку. - Про донну Люсинду я умолчал.
- Когда? - выдохнула Мария.
- Ночью. Пойду следом. - Я упивался собственной важностью.
- Не ходи. - Мария вцепилась своей птичьей лапкой в мою руку с неожиданной силой.
- Это почему? - Рисовался я.
- Не ходи. Я чувствую, быть беде. - В черных глазах, слишком больших для крошечного личика, плескалась тревога.
- А вот и пойду. - Я с трудом вырвал свою руку и припустил к дому. Было приятно сознавать, что кто-то за меня переживает.
Рикардо, Педро и мой брат, не таясь, шли по фавелам. Они уже чувствовали себя победителями: размахивали оружием, громко смеялись. Следовать за ними не составляло никакого труда, их, наверняка, было слышно в другом конце трущоб. У меня тряслись поджилки, к горлу подкатывала тошнота, во рту ощущался неприятный металлический привкус. Из-за угла показалась лавка. То, что произошло дальше до сих пор снится мне в кошмарах.
Педро остался стоять на стреме. Рикардо и мой брат вошли, размахивая пистолетами:
- Гони бабки, папаша, - крикнул Рикардо.
- Парни, не стреляйте, я все отдам. - Пожилой мужчина за стойкой поднял руки.
- Давай, пошевеливайся, - развязно произнес Рикардо.
Старик наклонился и достал из-под стойки дробовик. Грянул выстрел. Рикардо упал, как подкошенный, на полу растекалась лужа крови. Мой брат дернулся и тут же получил пулю в лоб. Дробовик снес ему половину черепа, безжизненные глаза смотрели прямо на меня. Я завизжал и неосторожно высунулся из укрытия. Дальнейшие события происходили как в замедленной съемке. Старик обернулся, нацелив на меня дуло дробовика. Я стоял, не дыша. Раздался выстрел. Я зажмурился. По ногам потекло что-то теплое. Открыв один глаз, я увидел Марию. Она держала в вытянутых руках пистолет. Из дула струился дымок.
- Мария? - выдавил я спустя целую вечность.
- Беги, беги. Педро тебя сдаст. Эти идиоты осмелились грабить на территории, которая принадлежит Хромому. - Я все еще стоял, не в силах пошевелиться.
- Хромому? - тупо переспросил я, чтобы не молчать.
- Ему самому. Он будет в бешенстве. Беги, - повторила Мария.
- А ты?
- Хромой сейчас у матери. Где, ты думаешь, я достала пистолет? Беги. Подожди, - крикнула Мария мне вслед. - Обещай. Обещай, что ты за мной вернешься. Обещай.
- Обещаю. - Я в последний раз оглянулся.
Такой я Марию и запомнил. Босая девчушка в слишком коротком для нее платье, сжимающая пистолет. Огромные черные глаза смотрят тревожно, не мигая.
Я бежал и бежал, пока не выбился из сил. Упал на песок. Все. Точка. Дальше бежать некуда. У моих сбитых ног плескался океан. На небе занималась заря. Но мне было не до красот природы, шкуру бы сберечь.
- Думай, думай, - я стиснул зубы, до боли сжал кулаки.- Порт. Точно. Порт, - я рассмеялся. И как это решение раньше не пришло мне в голову раньше?
Порт пестрел разнообразием судов, обилием иностранных флагов, отовсюду слышалась незнакомая речь. Я переходил от одного судна к другому:
- Помощники не требуются? - орал я, ладонью прикрывая глаза от солнца.
- Нет.
- Нет.
- Нет.
Я уже почти отчаялся, как вдруг:
- А что ты умеешь? - хитро прищурившись, спросил бородатый капитан.
- Все, все умею, только возьмите, - я сложил ладони в мольбе.
- Эдак тебя припекло, парень, - капитан рассмеялся, объемный живот затрясся. - Рыбу чистить пойдешь? - Я радостно закивал. - Смотри, маму не скоро увидишь.
В следующие несколько лет море заменило мне дом, капитан Макгрегор - отца, английский язык - родной португальский. Я загорел до черноты, просолился до самых кишок и за малым не превратился в рыбу.
- Далеко пойдешь, сынок. - Ободряюще хлопал по плечу рыжеволосый гигант Макгрегор, забирая у меня прочитанный от корки до корки томик Шекспира. - Если бы у меня был такой сын, я бы им гордился.
- Но почему у тебя нет детей, капитан? - решился спросить я.
- Море - мой дом, невеста и Бог, - Он размашисто перекрестился.
Я вздохнул, в чем-то даже завидовал капитану. "Где моя гавань?" - шепнул я, растянувшись на узкой койке в каюте. Но хотя я не был готов отдать швартовы и пустить корни, все же мне удалось обрести если не счастье, то душевное равновесие. Я гнал от себя воспоминания о фавелах и Марии. Только о матери я вспоминал с теплотой, пока не встретил в одном из портов старого знакомца. Мы порывисто обнялись, после дежурных приветствий я, волнуясь, спросил: