— Прямо, любая?
— Да. И живительная тоже.
— Хорошо, ami, я запомню это, — Роулл вскинул брови, услышав из моих уст слово, означающее «Друг», которому меня как-то Халун научил. — До завтра.
У мастера Халуна я всё так же учился Старому яльскому, подозрительно похожему на латынь. Его использовали, как общепринятый, когда королевство ещё не было бывшим, прошу прощения за тавтологию. После восстания же марны и люди каким-то образом пришли к рутене. Причин было две. Первая — они банально хотели полной независимости от ялов, в том числе от их речи, мер длины и других аспектов жизни. Вторая причина заключалась в том, что ялиский язык — язык магии, и, вкладывай ты силу в условие или просто говори, но зачастую даже безобидное «Чтоб ты провалился» сбывалось, не говоря уже о более опасных пожеланиях.
Халун, поддерживая разговор, как и Вадис, вспомнил каких-то Похитителей, и существ, способных изменять разум так, что ты будешь свято верить в то, что насаженный язык — твой родной, но я в это не верил, показывая ему собственные литеры и называя каждую поимённо. Ял не нашёл, что ответить. Вдогонку у меня возникли ещё вопросы: «Почему бы, тогда, не куда более простой английский?». Или вот ещё: «Почему не свой собственный?».
— Возможно, дело в Гнису, — снова пожал он плечами. — Твои друзья неизбежно меняли этот мир, даже не задумываясь об этом. Кого-то, может, не признали, а кто-то мог тайно прожить у каких-нибудь марнов и научить их новому языку. Рутена, между прочим, пришла от них. Кто знает, может, среди них ещё живёт тот Гнису?
— Да ну, это похоже на сказки, — махнул я рукой.
— Да, похоже, но ты же не можешь их опровергнуть.
Ял ещё долго говорил об этом — разговорил на свою голову. Но интересно, что здесь вообще понимали такие аспекты. Из Халуна получился бы прекрасный историк, но я здесь не за этим, да и мастер вскоре замолчал.
Мы вернулись к прежнему режиму занятий — дозвучного повторения слов с латыни и их смысла. К счастью, ученик ялу достался способный, и я справился с очередной пачкой слов за какие-то жалкие минуты. Халун, было, хотел сделать перерыв, но я, привычно теребя листочки на плаще, решил спросить:
— Мастер, как у вас получаются такие изделия? — Он проследил взглядом за моей рукой и усмехнулся:
— Боялся, что ты спросишь, но… — Он задумался на несколько секунд. — А пусть будет, — махнул рукой, и мастера будто бы прорвало.
На довольно ёмкое введение ушло оставшееся время занятия. А ведь Халун-то стал более разговорчив и открыт с тех пор, как я только увидел его, но сегодня он сказал, пожалуй, больше, чем за всё время до этого. Видимо, у него просто не было учеников, которым он мог передать свои знания, или друзей, с которыми можно просто поболтать. К счастью, как спаситель, вдруг появился я и… Скромнее, Дюша, скромнее.
Во-первых, я узнал, что эти изделия называются «Живой Листвой». Про то, что они могут выжить в самых неблагоприятных условиях, я уже слышал, но до этого момента я не задумывался о сфере их применения, а она невероятно широка. Из того, что я уже видел — одежда, дома, посуда, мебель, даже двери, пусть и несколько специфические. Минусов у «Живой Листвы», по моему, вовсе не было, хотя в некоторых случаях они рвались, как и материал, из которого они сделаны. Сложно сказать, что на это влияет, но Халун ответил, что для разных задач есть разные способы её выращивания. В качестве подпитки для неё служит окружающая магия и питательная субстанция. Без неё никак. Впрочем, все эти свойства магически прививались растению, и их комбинации ограничивались.
Используя разные свойства местной флоры, ялы сравнительно недавно научились делать то, что я уже видел. Кроме того, ведутся разработки в разных других направлениях, хотя Дариуль, чьё имя или фамилию уже неоднократно называл Халун, занимающийся этим, заметно замедлил свои изыскания в силу возраста. Именно он в относительной молодости изобрёл Живую Листву и научил Халуна и нескольких других ялов пользоваться ей.
Наступило очередное промозглое утро. Уже с трудом я ждал, когда же погода смилуется и позволит мне снова идти к моему шалашу в лес.
Быстро одевшись, я раздвинул лиственные шторы и по лужам пошёл по утренним делам, а после двинул в столовую. Привычно зайдя туда, я подошёл к своему блюду и неожиданно поскользнулся. Лежал несколько секунд, думая, что сделал не так. Вроде и льда на полу не было видно и воды не натекло. Как же так получилось?
Уперевшись руками, я приподнялся и потёр больно ушибленный затылок, после чего глубоко вздохнул и встал на ноги. Рука всё ещё сжимала опустевшую металлическую кружку, впрочем, я не сильно расстроился, так как чай в столовой мне в большинстве случаев не очень нравился. Ялы заваривали, наверное, всё, что только можно заварить. Иногда мне наливали даже солёный чай, от чего я, не сказать, чтобы плевался, но пил с трудом. Зато с сахаром здесь всегда был порядок. Повар, с которым я не очень-то и общался, ставил небольшую чашку с серо-бурым веществом. Оно хорошо растворялось в воде, но я не мог отделаться от мысли, что что-то в нём неправильно. Однажды, вспомнив про римский сахар, я напрямую спросил, но он честно ответил, что в состав никакие тяжёлые металлы вроде свинца не идут.