— Твою мать, — тихо выдохнул я.
Мной овладел ужас, и я снова пустился бежать, но уже с такой скоростью, с которой никогда, наверное, ещё в жизни не бегал. Сами собой у меня вырывались крепкие выражения. Даже привычная боль в когда-то сломанной ноге больше не беспокоила.
Брусчатая дорожка являла собой ухабистое, но прямое нечто и донельзя узкое. Всюду высоко торчали корни, деревья, а в просветах между камнями даже пробивалась трава. Деревья, неожиданно появляющиеся за поворотами, мне чудом удавалось огибать, не врезаясь. Выложенная камнем дорога, похоже, не стала для них большой преградой.
Да что за мысли дурацкие? Лишь чёрт знает, как я оказался на кладбище; мой дом развалился и ушёл под землю прямо у меня на глазах; все мои вещи, считая, наверное, машину, документы и деньги, пропали. А я ещё пытаюсь рассуждать, как это трава или росток дерева смогли пробиться сквозь брусчатку⁈ Где я вообще⁈ Какому психу понадобилось, чтобы я здесь оказался? Как поскорее свалить от сюда — вот об этом нужно думать в данную минуту, но нужные мысли как-то даже не лезли в голову. Они сразу застряли в подсознании, благодаря которому я, наверное, и был в панике.
Силы вскоре решили оставить меня, и я снова пошёл, успокаивая бешено бьющееся сердце. Горло от частого дыхания болело, больно закололо в районе диафрагмы, а мышцы напряглись до того, что ещё чуть-чуть, и я просто свалюсь рядом с очередной кучкой.
Вскоре, ведомый то ли страхом, то ли силой воли, я увидел высокие железные ворота, а за ограждением стоял густой хвойный лес. Наконец-то выход!
Но не тут-то было. Даже в темноте я рассмотрел, что створки насквозь проржавели и держатся на очень честном пионерском слове. Наверху, прямо над аркой, под которой стоят створки, я увидел множество переплетающихся полосок стали. Они образовывали рисунок и только после нескольких минут его изучения, а заодно и отдышки, я понял, что там изображён маленький непропорциональный человечек, рубящий мечом существо, похожее на крокодила, только с крыльями на спине, рогами на голове и длинными, намного длиннее, чем у крокодила, зубами в пасти.
Чем дольше я смотрел на это творение, тем больше мне казалось, что рисунок оживает, но каждый раз, когда я моргал или отводил взгляд, рисунок становился прежним.
Сверху, над этим металлическим творением, я увидел какие-то символы, не похожие ни на латиницу, ни на кириллицу, ни на другие известные мне алфавиты. Расшифровывать я их не стал, а когда дыхание успокоилось, попытался открыть одну из створок. Не вышло; я подёргал вторую взад-вперёд — опять же облом. Позади я услышал ворону, и мне как-то ещё сильнее захотелось выйти из этого проклятого кладбища. Недолго думая, я применил уже грубую силу и ногой ударил прямо в центр, между створками. После этого варварского действия одна массивная дверь с грохотом упала землю, а вторая со скрипом чуть-чуть подвинулась и, неприятно лязгнув, застряла намертво. Впрочем, мне не до чужой собственности, когда я сам не знаю, куда попал без телефона и документов.
Прошагав по решётке, которую образовывали прутья створки, я вышел на тропинку в тёмном лесу. Как говорится, из огня да в полымя. Никаких указателей, да и желания останавливаться, чтобы решить, куда идти, не возникло, поэтому я быстрым шагом направился вперёд. Лес, куда я попал, тоже не отличался тишиной. Здесь деревья шуршали громче, ворон заменили птицы, которых я не видел, корни так и продолжали торчать, а я то и дело об них спотыкаться. В глубине леса стоял такой же густой туман, как я увидел ещё в окно, но на дорогу он не вылезал. В нём я слышал, как пробираются животные, но и их не видел. Страх потихоньку покидал меня, и его место медленно заполняло безразличие ко всему. К воронам, к хищникам и к отсутствию хоть какой-то связи с внешним миром.
Какие-то пустые размышления прервал очередной корень, торчавший из земли выше обычного, и мне пришлось начинать их сначала. Ноги несли меня, но как-то нехотя, а голова всё не хотела принимать то, что я каким-то образом очутился здесь. Туман в лесу потихоньку спадал, и зверья, судя по звукам, становилось меньше, правда, прямо передо мной изредка пробегали какие-то существа, похожие на сусликов. Рассмотреть их в темноте, да ещё и в движении я не находил возможным.
Ночные птицы переставали петь, а корней, торчащих из-под земли, поубавилось. Деревья здесь росли необычной высоты и ширины, они закрывая небо своими густыми шумными кронами, и поэтому не получалось понять — утро сейчас или очень поздний вечер. А может быть, даже день? Теплилась, правда, в голове единственная приятная мысль — они полностью закрыли меня от возможного дождя. Она и стала мне единственным утешением и той ниточкой, за которую я подвесил рассудок, да и сам, похоже, держался.