И все же меня не покидало настойчивое желание помочь Ною. Я понимала, что сейчас нужно дать ему поспать, однако жаждала услышать его голос, узнать мысли, прижаться к нему как можно теснее и поддержать в это тяжелое время.
Я взглянула на сумку, где лежала его книга. Ной был против, чтобы я читала незаконченный вариант, вот только мне требовалось знать, как так получилось и почему он скрывал от меня свою боль. Что произошло с ним в Европе? Сейчас он примирился с собственной слепотой, но ради этого прошел долгий трудный путь, наложивший свой отпечаток. И мне хотелось – точнее, было нужно – понять, от чего он отказался и сколько выстрадал ради меня. Ради нас.
Осторожно высвободившись из его объятий, я соскользнула с кровати, достала из сумки рукопись и опустилась на стул возле окна. В ней оказалось не больше сотни страниц, а толстый бумажный переплет в трех местах прокалывали латунные фиксаторы. Я открыла книгу на первой странице, где еще не отформатированный текст был написан самым простым, черновым шрифтом.
Путь к тебе
Мемуары
Ной Лейк
Люсьену.
Богу в моей темной вселенной, который однажды сказал: «Да будет свет». Так и случилось…
Шарлотте.
Свету в моей тьме. Причине, по которой я живу, а не существую. Ты для меня – рассвет каждого нового дня.
Мои бесконечные возможности.
Эти слова вызвали на глазах слезы. Я сморгнула их и открыла первую главу.
А после начала читать о главных увлечениях Ноя: адреналине, скорости, страхе, о его похождениях в «Планете Х» и извечной тяге к путешествиям, постоянно побуждающей отправляться в путь и познавать мир во всем его великолепии. О событиях, что предшествовали несчастному случаю, а затем о самом происшествии и о последовавшем за ним мучительном погружении в боль и тьму. Раньше я и представить не могла, насколько тяжелым было выздоровление Ноя, – рисуемые его словами картины казались гораздо более яркими, чем те ужасные фотографии, которые я видела в Гугле. Встречались и совсем уж страшные определения: трепанация черепа и спинномозговая жидкость, шунты и шурупы, трансплантаты, в которых скопился гной… И боль. Очень много боли. Я едва ли могла осознать все то, через что пришлось пройти моему любимому.
Страницы расплывались из-за стоящих в глазах слез, но я продолжала читать о том дне, когда Ною сообщили, что слепота необратима. Дальше следовал душераздирающий список событий, мест и людей, которых он никогда не увидит, включая лица собственных детей.
Он писал о реабилитации и удивительной заботе мудрого терапевта по имени Харлан Уильямс, и мне тут же захотелось разыскать и обнять человека, который присматривал за моим Ноем в самые тяжелые минуты горя.
Я читала, как одинокий, потерявший надежду Ной прятался ото всех в таунхаусе в Нью-Йорке; о череде помощников, которых он пытался прогнать так же, как и родных.
Потом в книге появилась я. Ной описывал день нашей встречи, а после рассказывал о надежде и начале чего-то нового и хорошего. О нас. О беспорядочной, красивой, откровенной истории любви, которая началась, когда молодая женщина, искавшая лишь безопасность и немного покоя, чтобы успокоить разбитое сердце, пришла наниматься к нему на работу, а он не хотел ее брать.
Я читала, пока, наконец, не дошла до событий, из-за которых и взяла в руки рукопись, – до нашего расставания с Ноем, давшего ему возможность начать собственные поиски, призванные помочь обрести себя и вновь свести нас вместе.
Эта часть нашей истории была мне незнакома. Я хотела понять, что случилось с ним в Европе после, почему же он довел себя до предела и отчего по-прежнему считал, что этого недостаточно.
Я страшилась того, что могу узнать, и все же мне не терпелось шагнуть в темную неизвестность.
Прерывисто вздохнув, я перевернула страницу и погрузилась в чтение.
Глава 1
Нью-Йорк
Я ее бросил.
Даже сейчас, много недель спустя, когда я пишу эти слова, боль по-прежнему мешает нормально дышать. Я бросил Шарлотту, и этот поступок стал худшим – и лучшим – в моей жизни.
Вечеринка «Планеты Х» обернулась кошмаром. Впрочем, она меня предупреждала. Я в одиночестве бродил по банкетному залу, словно жертва кораблекрушения, которая не видела берега и не имела возможности за что-то ухватиться. Какое унижение! Потом Дикон Маккормик заманил мою Шарлотту в лифт и хотел насильно ее поцеловать. Непростительная вольность.
В полицейском участке, пока Шарлотта рассказывала о случившемся, я не проронил ни слова, хотя мысленно вопил во весь голос. Дикон схватил ее за подбородок и попытался приоткрыть рот, чтобы просунуть внутрь свой язык, но ей удалось воспользоваться перцовым баллончиком, который дала моя сестра.
Когда они вдвоем вывалились из заполненного едким воздухом лифта, я ударил Дикона. Костяшки моих пальцев до сих пор ныли, поэтому, сидя в полиции во время дачи показаний, я безжалостно разминал пальцы, наслаждаясь болью, лишь бы не сойти с ума от ярости. Впрочем, рука не так уж и болела. Мне следовало врезать ему посильнее, чтобы переломать себе кости. Голос Шарлотты во время рассказа дрожал от страха и унижения, и мне хотелось убить Дикона. Я не любил насилие, но, окажись он сейчас передо мной, избивал бы парня до тех пор, пока сам не угодил за решетку.
Этот инцидент яснее любых слов говорил, что со мной Шарлотте не видать той жизни, которую она заслуживает. Из-за моей глупости и гордости ей пришлось пережить страшное испытание. Мне так и не удалось избавиться от горечи и гнева, а бесплодное желание вернуть все на круги своя, начать жизнь с того момента, на котором она остановилась, было столь же сильным, как и всегда… Подобно яду, оно просачивалось между мной и Шарлоттой, разрушая наши отношения. И я решил уйти. Безо всякого плана.
По возвращении в таунхаус я тут же поднялся в свою комнату и начал собирать вещи, бросая в чемодан первую попавшуюся под руку одежду. Мне хотелось убраться отсюда поскорее – пока я не передумал.
Шарлотта принесла мне трость и солнцезащитные очки, которые из всех возможных людей оказались именно у Валентины, и от этого стало еще хуже. Благодаря лжи Дикона, Вал меня поцеловала, и Шарлотта, вероятно, все видела.
– Что ты делаешь? – дрожащим от слез голосом спросила Шарлотта.
Я собирался ответить, что всего лишь спасаю нас обоих, но это прозвучало бы слишком по-геройски, а уж героем-то я точно никогда не был. Нет, я просто пытался сбежать от унижения из-за собственных неудач. Сегодня вечером я облажался по полной, и в первую очередь потому, что не смог защитить Шарлотту. Как оказалось, Дикон врезал мне гораздо сильнее, чем я ему, – ударил в самое больное место, и Шарлотта чуть не заплатила самую страшную цену. Поэтому пришло время уйти.
Она плакала, цепляясь за мою рубашку. Я обнимал любимую женщину, чувствуя всю ее боль. И просил меня дождаться. Хотя сам не до конца осознавал, что именно говорю. Чего ей ждать? Наверное, когда я сумею взять себя в руки. Только вот как это сделать? Много месяцев я вел себя как эгоист и только сейчас решил хоть как-то это компенсировать. И пусть я чувствовал себя ужасно, а сердце почти разлеталось на куски, ничего другого мне не оставалось.
– Я люблю тебя, Шарлотта, – признался я. Впервые за столько времени, как раз тогда, когда собрался уйти, причем именно из-за собственных чувств. – Люблю тебя больше собственной жизни. Вот почему сейчас я выйду за эту дверь.