— И что вы делаете?
— Копаю. Как ни странно, я не сразу осознаю, что речь идет о моей собственной могиле.
— А дальше?
— Когда яма становится достаточно глубокой, я понимаю, что будет дальше. Эта девчушка выстрелит мне в затылок и высыплет содержимое своей тачки на мой труп. И там вовсе не пепел, а негашеная известь. Именно в этот момент девочка смеется, вынимая из кобуры пистолет, и говорит: «Преимущество окиси кальция в том, что она не действует на металлы. У вас ведь есть украшения, да? И золотые зубы?» Я хочу убежать, но ноги одеревенели, как черенок ее лопаты.
Симон отвлекся от своего блокнота. Сейчас ему нужно быть рядом с новой пациенткой, вытащить ее из ямы — в буквальном смысле.
— Вы ведь не хуже меня понимаете, что это всего лишь сон, фрау Фельдман.
Она словно не услышала. Почти задыхаясь, она произнесла:
— Сейчас девочка выстрелит и убьет меня, а я тут, в яме. Я… продолжаю копать, будто хочу показать ей, что я еще не закончила, что нужно дать мне еще несколько секунд жизни, чтобы я доделала свою работу… Это ужасно… Я…
Она умолкла, вытащив из сумочки носовой платок. Вытерла глаза, шмыгнула носом. Симон дал ей перевести дух.
— Неожиданно, — продолжила она, — я отбрасываю лопату и пытаюсь выкарабкаться из ямы. И тут мое тело раскалывается.
— Что вы хотите сказать?
— Мой позвоночник ломается пополам. Я отчетливо слышу хруст и оказываюсь лицом в земле с полным ощущением, что две части моего тела движутся независимо друг от друга, как у разрубленного земляного червя. Я поднимаю глаза и вижу, как она наводит на меня свой люгер (я узнаю пистолет, у моего мужа такой же). Она прищуривает один глаз, чтобы лучше прицелиться, а другой, открытый глаз тоже желтый. — У женщины сквозь рыдания прорывается смешок. — Цвета мочи!
В апогее сна любая деталь может оказаться решающей — значимой.
— О чем вы думаете в тот момент?
— О моих золотых зубах.
Сдержав крик, она глухо рыдает. Симон отмечает, что на ней костюм, на который он и сам обратил внимание в «Kaufhaus des Westerns»[1]. Все это добрый знак. На следующем сеансе он расспросит ее о муже — о его карьере, взглядах, точной цифре доходов…
— Вы еврейка, фрау Фельдман?
Она выпрямилась, словно ее пронзило током:
— Но… никоим образом!
— Коммунистка?
— Совершенно нет! Мой муж руководит «Рейхсверке Герман Геринг»![2]
Он вскинул брови в знак удивления, приправленного долей восхищения. На самом деле ему уже об этом сообщили — приятель, рекомендовавший фрау Фельдман, выразился вполне однозначно: в руках ее мужа сосредоточена бо́льшая часть немецкой стали.
Симон послал ей самую благожелательную улыбку:
— Что ж, успокойтесь, фрау Фельдман, ваш сон всего лишь отражение смутного беспокойства, связанного, скажем так, с теперешним положением вещей.
— Но что это означает?
Это означает, что все мы скоро сдохнем с люгером у виска, едва не ляпнул он, но натянул на лицо специальное выражение «intra-muros»[3]: все, сказанное в этом кабинете, никогда не покинет этих стен.
— Фрау Фельдман, ваше сознание подвергается серьезному давлению. Ночью оно высвобождает свои тревоги через эти странные видения.
— Мне кажется, я плохая немка.
— Как раз наоборот. Ваши сны отражают стремление жить счастливо в Берлине, несмотря ни на что. Повторю, вы таким образом выплескиваете свои страхи. Ночной сон — это физический отдых. А сновидения — отдых души, ее передышка, если угодно. Не беспокойтесь.
Говоря это, он подумал: «Уж ты-то свое получишь». Теперь он сосредоточился на ее выщипанных бровях. Он ненавидел подобное кокетство. В этой полоске, оставшейся на лысой надбровной дуге, было что-то и непристойное, и фальшивое. Симон ценил естественную красоту. В этом смысле он был истинным немцем и не так уж далеко ушел от нацистов, которые любили только спортивных, пышущих здоровьем девиц с косами.
— Простите… что вы сказали? — спохватился он, выпрямляясь в кресле.
— Я спросила, закончен ли сеанс?
Он бросил быстрый взгляд на часы:
— Безусловно.
Он быстро обулся, получил свои марки и проводил женщину до двери. Сказав несколько ободряющих слов — они увидятся на следующей неделе, — он расстался на лестничной площадке с супругой сталелитейной махины «Герман Геринг». В голове, словно пуля, пронеслась картинка: клещи, вырывающие золотые зубы фрау Фельдман.
Он провел рукой по лицу и вернулся в кабинет. Порывшись в кармане, нащупал маленький ключ, который всегда носил при себе, на жилетной цепочке, как карманные часы.
1
«Торговый дом Запада» (нем.) — универсальный магазин в Берлине, открылся в 1907 году, считался крупнейшим в континентальной Европе и входил в пятерку самых крупных универмагов мира. — Здесь и далее примеч. перев.
2
«Рейхсверке Герман Геринг» — гигантская финансово-промышленная корпорация, созданная в 1937 году по инициативе Геринга с целью увеличения производства высококачественной стали.