Закатив глаза, я следую в его направлении. Солнечный жар обжигает мою кожу, когда я выхожу, таща за собой рюкзак. Мы припарковались в конце изогнутой подъездной дорожки, и я слишком занята, разглядывая массивные ворота из кованого железа, чтобы заметить, как пальцы Кэла обхватывают мое предплечье, дергая меня назад, когда я пытаюсь пройти через них.
— Ты не оружие, — говорит он, его прикосновение обжигает меня изнутри. — Ты пешка. Это кольцо на твоем пальце делает тебя моей пешкой. Не забывай об этом.
Негодование царапает мою грудину, вызов поднимает голову, как сердитый рубец, пузырящийся на моей коже.
— Или что, Кэллум? Что еще ты планируешь со мной сделать? Собираешься запереть меня в своем доме и выбросить ключ?
Его ноздри раздуваются, глаза задерживаются на моих, как будто он ничего не может с собой поделать, но затем он движется вперед и тащит меня за собой.
Ворота раскрываются автоматически, открывая идеально ухоженную лужайку, окаймленную высокой живой изгородью, дальний конец которой выходит на океан. Массивный дом с серым сайдингом, широким крыльцом и тремя кирпичными дымоходами расположен в центре участка, единственное отдельно стоящее сооружение, видимое, как только мы входим в ворота.
— Боже, — выдыхаю я, глядя на здание широко раскрытыми глазами. — Это то место, где ты живешь?
— Технически, да. Хотя признаю, что провожу здесь не так уж много времени.
— Хм. Довольно просторно для одного человека.
-«Асфодель» раньше был отелем. Я купил его несколько лет назад и переоборудовал в жилую недвижимость.
Асфодель. Как странно подходит.
Я не могу не задаться вопросом, чувствует ли он иронию в том, что его дом назван в честь части греческого Подземного мира.
Кэл смотрит на меня, когда мы останавливаемся у входной двери, прядь черных волос падает ему на лоб, когда он опускает подбородок. Мои пальцы дергаются, желание убрать прядь заставляет мое тело вибрировать, когда я восстаю против этого, благодарная за сдержанность, которую он оказывает на меня.
Желание моего нового мужа не должно вызывать у меня такого глубокого отвращения — при нормальных обстоятельствах этого следовало бы ожидать. Оправдано.
И все же, когда он несколько мгновений молча смотрит на меня, я снова вспоминаю, что все это ненормально. И меньше всего — моя реакция на то, что меня заставили вступить в брак под угрозой причинения вреда моим близким.
Я должна была быть более встревожена, когда смотрела, как жизнь моего жениха покидает его тело.
Мне следовало больше сопротивляться, когда его убийца попросил — нет, взял — мою руку.
Надо было выкарабкаться и выпутаться из этого, как учил меня папа.
Так, как, я знаю, поступил бы Кэл, если бы ситуация была обратной.
Прочищая горло, я отрываю взгляд от его глаз, и он отпускает мою руку в ту секунду, когда наши взгляды расходятся. Сунув руку в карман брюк за связкой ключей, он вытаскивает один и вставляет его в латунную дверную ручку, поворачивая, пока мы не услышим, как открывается замок.
Легкий трепет пронзает меня, когда его рука находит мою поясницу, ледяная кожа каким-то образом пробивается сквозь материал моей рубашки, делая мои внутренности липкими. Я подавляю это ощущение, пытаясь сосредоточиться на открытой двери, в которую мы входим.
Императорские лестницы соединяют два этажа, а арочный дверной проем разделяет их и ведет вниз по длинному коридору. Полы из глубокого вишневого дерева, отполированные до такой степени, что я вижу в них свое отражение, в то время как вся мебель выглядит так, как будто ее заказали прямо из каталога Pottery Barn.
С потолка свисает элегантная хрустальная люстра, а стены кремового цвета скудны, лишь изредка украшены произведениями искусства гостиничного уровня в золотых рамах.
Дальше по коридору я вижу белую кухню с мраморными столешницами и морским пейзажем через эркерное окно над раковиной, разделенное участком газона и другими живыми изгородями.
Все еще держа ладонь на моей спине, Кэл ведет меня к левой стороне лестницы, жестом предлагая мне подняться по ступенькам. Вцепившись в поручень так крепко, что у меня заболели костяшки пальцев, я иду на несколько шагов впереди него, стараясь не обращать внимания на то, как его прикосновения опьяняют меня.
Честное слово, Елена, возьми себя в руки.
Мы поднимаемся по лестнице, и его рука не оставляет меня, обнимает за плечо и поворачивает налево. Пройдя дюжину закрытых дверей по обе стороны коридора, мы наконец останавливаемся перед последней, и он полностью отстраняется от меня.