Наконец он открыл заднюю дверцу и сел в машину. Янси почувствовала, что самое время пасть ниц у его ног. Куда там! Не успела она приступить к извинениям, как он прервал ее.
— Оставьте! — проворчал он.
Янси только обрадовалась. Она вдруг почувствовала, что ей не хочется ему лгать. Хотя, по правде, она не знала, что добавить к своим извинениям, чтобы не впутать в это дело Уилфа Фишера.
Янси вдруг стало ясно, что она проехала поворот. Куда девался город? Они должны были бы ехать по освещенному огнями участку, ведущему к автостраде, а вокруг усаженной деревьями дороги было темно. Дорога все больше сужалась. Да и других машин не видно! Господи, где они?
— Вы знаете, куда мы едем? — послышался ворчливый голос с заднего сиденья.
Янси почувствовала, что положение безвыходное, придется прибегать к спасительной лжи.
— Я знаю короткий путь, — ответила она.
В ответ — ледяное молчание.
В какую же переделку она попала! И все из-за своего легкомыслия, иначе не назовешь. Томсон молчал, и это еще больше угнетало ее. Лучше бы ругался.
А потом заглох двигатель. Только не это! Как могла она забыть, что бак практически пуст? Тишина была мертвой.
— Я… — обрела она голос, звучавший слегка приглушенно. — Из-за спешки… э-э… по моей вине, — поспешно добавила она, — я не заправилась.
В ответ снова молчание; она подумала, что ее немногословный босс считает до десяти. Вскоре раздался его леденящий голос:
— В таком случае не будете ли вы так любезны заправиться прямо сейчас?
Он и впрямь начал доставать Янси.
— Где? — спросила она слегка раздраженно.
— Это вы должны сказать. Я думал, вы знаете этот «короткий путь».
— В багажнике есть канистра, — намекнула она. Дудки, если уж идти за бензином, то не ей, а ему!
— Дождусь вашего возвращения, — заявил он любезным тоном.
— Моего?
— Это ваш удел, раз уж вам хотелось равенства. — В словах Уэйкфилда была изрядная доля истины, она понимала это, но это нисколько не прибавило ей оптимизма.
Янси выбралась из машины и открыла багажник. Все чисто и аккуратно: дорожный плед, набор инструментов. А вот и канистра.
Открыв заднюю дверцу, она бросила боссу плед.
— Возьмите, чтобы не замерзнуть. Может, я и вернусь, — мрачно пошутила Янси. Ей показалось, что раздался звук, похожий на приглушенный смех, но она не поверила своим ушам.
Закрыв дверь, она осмотрелась: вокруг хоть глаз выколи! Куда идти? Уж точно не по той дороге, по которой они приехали. Если бы там была заправочная станция, она бы ее приметила.
Прогулка мне по душе, уговаривала себя Янси, двигаясь вперед. Что ж, прекрасно, на ней каблуки в два с половиной дюйма, а дорога становится все хуже и хуже.
Янси знала, что из машины ее уже не видно, хотя едва ли Уэйкфилд вообще наблюдал за ней.
Что это? Ей послышался шорох. Янси с трудом подавила в себе страх. «Не будь маменькиной дочкой; такие звуки не новость для сельских жителей».
Шорох послышался снова, теперь слева. Янси уже не сомневалась, что это не плод воображения. Вот снова позади нее, и она ускорила шаг, чувствуя сухость во рту.
Шаги! Она могла поклясться, что слышит шаги. Ее обуял страх. Она здесь, окаменевшая от страха, а этот самоуверенный нахал Уэйкфилд удобно устроился под пледом, чтобы не замерзнуть… Ее ладони вспотели… До нее явственно доносились шаги. Кто-то крадется следом.
Она пошла быстрее. «Спокойствие, сохраняй спокойствие». Она услышала невдалеке треск ветки. А потом звук быстро приближающихся шагов! Янси бросила канистру и сорвалась с места.
Ей не удалось далеко убежать, потому что внезапно совсем близко раздалось:
— Янси, дурочка, это я!
Она замерла, повернулась, сделала шаг, налетела прямо на Томсона Уэйкфилда и стукнула его.
— Нахал! — выкрикнула она, потеряв самообладание, испытывая одновременно облегчение и ярость из-за того, что он до смерти напугал ее и злясь на себя, что выглядит такой испуганной и жалкой.
— Ну-ну, все в порядке. — Томсон пытался успокоить ее, но безуспешно.
— Как вы смели красться за мной? — выкрикивала Янси, снова стукнув его. Она бы и в третий раз ударила Томсона, но он на лету перехватил ее руку.
— Ш-ш… — мягко произнес он. — Я не хотел напугать вас. Я…
— Но напугали! — бушевала девушка, хотя ей стало уже намного лучше.
— Я очень, очень виноват, — извинялся он и, поскольку она уже не кидалась на него с кулаками, обнял ее одной рукой. Янси инстинктивно склонила голову ему на грудь, чувствуя, что ей становится все лучше и она все больше успокаивается, а Томсон, словно желая удержать ее так, обнял ее еще крепче. На Янси внезапно снизошел сладостный покой.
Где-то в глубине сознания она понимала, что нужно отодвинуться прежде, чем Томсон оттолкнет ее, но не находила в себе сил пошевелиться, а он, похоже, не спешил отпустить ее.
— Вы очень добры, спасибо, — проговорила Янси ему в грудь.
— Вы ведь и вправду испугались? — поддразнил он.
— Боитесь, что вас заподозрят в душевной доброте? — Она почувствовала, что смеется, и вновь стала сама собой, той самой Янси Докинс, какой она и была. Она отступила на шаг, и он выпустил ее. — Я бросила канистру куда-то, — сказала девушка, понимая, что не забудет этих чудесных мгновений, когда он успокаивал ее, прижав к себе. — Нам не найти ее в такой темноте.
— Вы вдруг заговорили о «нас», — ответил Томсон, дав понять, что не собирается ползать в поисках на четвереньках.
— Ну, раз уж вы лучший ум корпорации, то что вы предлагаете мне делать?
— Пойти на ферму и выяснить, не смогут ли они нам помочь.
— Какую ферму?
— Разве вы не видите огни?
— Вы выше ростом.
— Я пойду с вами, — сказал Уэйкфилд. Янси не возражала — хватит бродить одной в кромешной тьме по пустынным дорогам.
До фермы было неблизко, и она безотчетно взялась за его руку, когда они сошли с дороги и брели по щиколотку в грязи. Казалось, босс не имел ничего против. Он и в самом деле вел себя доброжелательно, тихо беседуя с ней по дороге, больше беспокоясь о том, что напугал ее, чем о том, что его день завершается прогулкой по грязи.
Янси он нравился все больше и больше. К тому времени, когда они стучались в дверь фермерского дома, она твердо решила больше ему не лгать.
— Извините, что беспокою вас… — начал Томсон, услышав, что кто-то подошел к двери. Янси воспрянула духом, когда фермер не только дал им бензин, но и настоял на том, чтобы довезти их до машины.
Янси поблагодарила доброго фермера и предоставила Томсону беседовать с ним, пока работник переливал бензин в бак.
Она уже сидела за рулем, когда фермер отъехал; завела мотор и стала ждать, когда Томсон сядет сзади, но, к ее удивлению, он подошел и открыл дверцу со стороны водителя.
— Поведу я, — сказал он.
— Нет, — возразила она. — И закройте дверь — холодно!
Томсон пристально смотрел на нее.
— Мне воспользоваться своим служебным положением или прибегнуть к силе?
— Боитесь, что я завезу вас еще куда-нибудь?
Он молча смотрел на нее. Ей пришло в голову, что в других обстоятельствах он бы рассмеялся. Она вдруг почувствовала угрызения совести. У него был насыщенный событиями день, у нее тоже — они оба устали. Бросив препираться, она вышла и, обогнув машину, села на переднее сиденье.
Они уже были в пути, когда ей вздумалось спросить:
— Я должна была сесть на заднее сиденье?
Томсон не ответил, а обернулся к ней, слегка улыбнулся и снова устремил взор на дорогу. Она чувствовала себя здесь не на месте. Но если бы Томсону не понравилось, что она уселась рядом, он бы не преминул сказать об этом без обиняков.
— Куда вы ездили сегодня? — спросил он ее после продолжительного молчания.
— Куда? — переспросила Янси, оттягивая время и чувствуя, что решение говорить ему только правду снова под угрозой.
— На одометре лишние шестьдесят миль пробега.
— Не иначе как вы записываете, — строго осудила его Янси, понимая, что до нее так и не дошло, что значит быть служащей. Когда же она уяснит, что нельзя дерзить начальству?