– Может, это протест против общества, где все зависит от внешней оболочки?
Тайер поморщился.
– Думаю, это убийство, – сказал он.
Аннабель покачала головой.
– Я знала, что ты пойдешь в этом направлении. Но это самоубийство, – ответила она, отбрасывая косички назад.
– Давай поспорим! Проигравший идет в театр на спектакль, который выберет тот, кто выиграет.
– Даже на музыкальную комедию?
Тайер указал на лужицу рвоты и тело. Между ними было несколько метров.
– Почему тогда она уничтожила то, что больше всего отличало ее от других, – свое лицо? Почему ее вырвало не там, где она застрелилась?
– Она могла провести здесь четверть часа, расхаживать взад и вперед, и лишь потом застрелиться.
– Она выстрелила себе прямо в голову! И не в висок, не в затылок, а, кажется, в подбородок. Это свидетельствует о крайней решимости. Она не колебалась и полностью отдавала себе отчет в своих действиях. Она много об этом думала! Вряд ли ее могло стошнить от страха.
– Но кого же тогда здесь стошнило? – спросила Аннабель.
– Кто-то стоял рядом и расстался с завтраком, увидев, что она сделала.
– Это мог быть случайный свидетель.
– Он мог попытаться остановить ее, но я не вижу следов борьбы. А теперь главный вопрос: почему свидетель дошел до Хайтс и только оттуда вызвал полицию? Если он ни при чем, то должен был позвонить раньше. Уверен, вокруг полно телефонных будок! Оглянись: кто мог увидеть, как она прострелила себе голову? Здесь темно, значит, он стоял совсем рядом. Можно взять образец рвоты на анализ, но я уверен, что он не соответствует ДНК жертвы. Это убийство, говорю тебе! Я это чувствую.
Подошел высокий полицейский:
– Что будем делать? Вызывать эксперта из лаборатории? Но за ним сразу примчатся журналисты!
Аннабель сказала:
– Пусть будет два места преступления. Первое – то, которое вы уже отгородили. Туда будет доступ только для нас, фотографа и судмедэксперта. Отгородите еще один периметр, у самого входа. Вот туда и пускайте журналистов. Но сначала тут все нужно тщательно осмотреть.
– Вчетвером? На это уйдет три часа!
– Поэтому начинаем прямо сейчас.
7
Аннабель приказала собирать все, на чем могли остаться следы ДНК: бутылки, окурки, обрывки рекламных объявлений, обертки от сэндвичей… Если придется расследовать убийство, лучше не пропустить важные улики.
Они собирали образцы в пластиковые пакеты, которые всегда были у Аннабель в машине. Фотограф приехал первым, за ним явились судмедэксперт и пресса. Визжа тормозами, примчались три микроавтобуса с телевизионщиками. Им даже удалось снять вблизи черный мешок с трупом.
Судмедэксперт не смог сказать ничего определенного. Точное время смерти установить пока не представлялось возможным. Ветер с залива ускорил охлаждение тела. По предварительным данным, девушка погибла между половиной одиннадцатого утра и полуднем.
Тайер и двое полицейских опросили жителей соседних домов. Никто ничего не видел. Аннабель поднялась на вершину холма. Над мостом, по которому проходила автострада, тянулся променад для пешеходов. Она знала эти места как свои пять пальцев.
Внизу непрерывным потоком неслись автомобили, и шум был такой, что вряд ли кто-то слышал выстрел на пирсе, в нескольких сотнях метров отсюда. Аннабель опрашивала прохожих, искала постоянных жителей этого района, пожилых людей, расспрашивала их, но ничего не узнала.
Ближе к вечеру она вернулась в участок, чтобы написать рапорт и передать образцы в лабораторию. Покончив с бумагами, она подошла к столу Тайера и сказала:
– Поужинаем у Таннера? Я приглашаю. А потом поедем на вскрытие.
– Ты что, домой сегодня не собираешься?
– Брэди звонил, он работает допоздна.
– Тогда я к твоим услугам!
Они подъехали к величественному коричневому фасаду больницы Кингс. Аннабель оставила машину напротив главного входа. Она знала, что от этой больницы стоит держаться подальше. Тут принимали почти сто тысяч пациентов в год – и это только в отделении экстренной помощи. Расположенная в худших кварталах Бруклина, больница никогда не пустовала. Жертвы огнестрельных ранений поступали сюда в таком количестве, что здесь организовали один из главных центров подготовки военных врачей.
Пройдя через служебный вход, Аннабель и Тайер спустились в подвал. Их встретил доктор Митчелс, чернокожий мужчина лет сорока, с седеющей бородой.
– Я уже провел предварительный осмотр, – сказал он, – измерил вес, рост и все такое. И кое-что нашел. У нее все тело в жутких шрамах! Идемте, вы должны сами это видеть.
В помещении для вскрытия – белая плитка, мебель из нержавеющей стали и ослепительные хирургические лампы – пахло моющим средством и было холодно, как в морозильнике. На столе лежало обнаженное тело жертвы, покрытое розовыми рубцами.
Порезы длиной от трех до пяти сантиметров были зашиты, и швы были свежими. Две раны на животе, одна на правом боку, и еще две – на левой груди и правой ягодице.
– Я решил не начинать вскрытие без вас, – продолжал врач, беря скальпель. – Есть и другие шрамы. Мелкие и старые, их не очень хорошо видно, но их много. Похожи на порезы от бритья. Я их сфотографировал и сделал общие рентгеновские снимки.
Он разрезал нитки, соединявшие края раны на боку, и осветил фонариком отверстие.
Аннабель осмотрела тело. Оно было прекрасным: изящные крепкие ноги, упругий живот, красивые округлые груди. Наверняка она пользовалась успехом у мужчин. Лобок и подмышечные впадины безукоризненно выбриты. Она следила за собой. Аннабель посмотрела на распухшую шею девушки. На коже были синяк размером с кулак и два засохших потека крови.
Как укус вампира.
– …глубокая… – Голос судмедэксперта вернул Аннабель к действительности. – Не менее десяти сантиметров.
Он наклонился, чтобы внимательно осмотреть рану изнутри.
– Чем ее ранили? Ножом? – спросила Аннабель.
– Да. Потом в рану попала инфекция. Этой девушке требовалась серьезная медицинская помощь.
Он осмотрел все шрамы и задумался.
– В чем дело? – спросила Аннабель.
– Очень странно. Хочется сказать, что она легко отделалась, хотя это, конечно, неподходящее выражение. Не задета ни одна артерия, даже на бедре. Раны глубокие, но не опасные. Если бы порезов было один или два, я бы предположил, что ей просто повезло, но их пять. Кто-то очень старался не подвергать ее жизнь опасности.
– Она могла нанести их сама?
– Вообще-то, да. Тогда нужно проверить психиатрические клиники. Не забывайте и о других, мелких шрамах, – сказал он, указывая на грудь и руки девушки.
Аннабель посмотрела на Тайера.
– Самоистязание, – сказала она. – Классический случай, подтверждающий версию о самоубийстве.
– Тогда почему она так старалась не задеть важные артерии? Это не логично.
– Может быть, не могла набраться решимости?
Тайер задумчиво покачал головой.
Доктор Митчелс вскрыл брюшную полость. Выяснить происхождение синяка на шее не удалось. Митчелс не видел ничего необычного, пока не рассек влагалище.
– Многочисленные травмы, – сказал он.
– Изнасилования, – мрачно сказала Аннабель.
– Не обязательно. Это может быть результат грубого полового акта, или ей не хватало смазки, потому что возбуждение было недостаточным.
– Вы взяли пробы на наличие спермы? – спросила Аннабель.
– Да, они готовы к анализу.
– Визуальный осмотр?..
– Ничего не дал.
– Потому, что она мертва?
– Нет. В живом влагалище сперма сохраняется не более суток, из-за выделений. В мертвом теле следы кислых фосфатаз можно обнаружить в течение семидесяти двух часов, в семенной жидкости их очень много. Я составлю токсикологический отчет.