— Смотри, — он протягивает мне несколько бумаг и первые пару мгновений я не могу сконцентрироваться и понять, что там написано.
— Это… — я замолкаю, не в силах понять. — Что это?
— Перевод со счета твоей матери, Вика. Сделан как раз перед ее операцией. Не узнаешь фамилию?
Я всматриваюсь в цифры и понимаю, что это имя мне ни о чем не говорит.
— Кто такой Николай Багиров?
— Ты не помнишь? — он удивленно вскидывает бровь. — А так? — мужчина тянется к ящику стола и извлекает оттуда фотографию, протягивая ее мне.
Я узнаю его сразу. Этот мужчина неоднократно приходил к нам. Я не знала, чем они с отцом занимались за закрытой дверью его кабинета в том, богатом доме. И только сейчас я понимаю, что они играли. И отец проигрывал, судя по переводу.
— Это правда? — роняю каким-то безжизненным голосом.
— Я не подделываю документы, Вика, это то, что я нашел, пока копал на Байрамова, подумал, тебе будет интересно узнать это.
— Нет, — я отбрасываю от себя фотографию, не желая верить в то, что случилось.
— Да. Прекрати строить из себя глупую, Вика. Деньги никуда не пропадали с ваших счетов. Байрамов перевел их другому в качестве долга. Уже тогда он по-крупному влип, а после стало еще хуже. Сейчас у него ничего нет. Ни копейки. Только дом, который никому не нужен и долги. С одним долгом он рассчитался тобой, с другими… — он замолкает. — Я не знаю, как он будет рассчитываться, но Стас явно не станет помогать папаше, да и он давно отошел от дел, связавшись с моими конкурентами и копая под меня.
— Я не понимаю, — мотаю головой, не в силах поверить в реальность происходящего.
— Чего ты не понимаешь? — он усмехается. — Твоя мать ведь болела, правда?
— Да.
— И у вас были деньги на ее лечение, — уточняет он и, дождавшись моего кивка, продолжает, — и они пропали со счетов, из-за чего лечение затянулось и не дало эффекта.
Я лишь киваю, прекрасно зная все это. Только вот тогда я верила отцу. Верила в то, что деньги со счетов пропали из-за происков мошенников. А сейчас… сейчас осознание, что их взял именно отец, а не кто-то другой, больно бьет по сознанию. Я вспоминаю, как бегала по банкам, спрашивала, узнавала, куда делись деньги, ведь ни я, ни мать никуда их не переводили, но консультанты лишь разводили руками и говорили, что ничего не могут поделать, они были переведены третьему лицу. Я и тогда знала это имя и фамилию, но они ни о чем мне не говорили.
— Я не искал это специально. Нашел несколько недель назад, когда пробивал о твоем отце все. Решил, что тебе будет полезно узнать и выбросить из головы мысли о его светлом образе. Как и будущие попытки вернуться к нему, — замечает он.
— Почему вы решили, что будут попытки? — осторожно спрашиваю. — Я не…
— Ты бы захотела, Вика. Рано или поздно. Это неизменно. Жизнь со мной не равно той жизни, что была у тебя раньше. И ты бы захотела обратно, но назад дороги нет. Ты сама пошла со мной, попросила забрать тебя в ту же минуту, и я сделал это.
— Зачем я вам? — хмуро спрашиваю. — Вы отдали за меня три миллиона долларов. Зачем?
— Мне нужен наследник, Вика. Сын.
— И… вы заплатили, чтобы я родила ребенка?
— Поначалу нет, — уклончиво отвечает он. — А сейчас понимаю, что ты идеальная кандидатка, здоровая, сильная, красивая, — он перечисляет мои достоинства, как продавец на рынке. — Ты родишь мне сына.
— Но… — в горле мгновенно пересыхает. — Я не могу, я не…
— Я знаю, что ты невинна, Вика, но это быстро решаемо.
— И что? Мы, вы, я… мы просто сделаем ребенка? Как обычные люди?
— Не совсем. Мы сделаем ЭКО. Я не могу полагаться на случай. Мне нужен именно сын. И ты родишь его мне.
Глава 9
Виктория
Я не могу поверить в то, что услышала от мужчины. С момента того, как он сказал это мне прошло уже несколько часов, а это все равно не укладывается в моей голове. Мозг отчаянно отвергает эту информацию, как будто она чужеродна и не предназначена для него. Я сижу на кровати в спальне, которую мне отвели, обхватываю себя руками за плечи и пытаюсь сконцентрироваться, чтобы прийти в себя и подобрать слова для разговора.
Объяснить мне все сразу у него не нашлось времени. Пока я ошарашенно подбирала слова для вопросов, в кабинет вошел какой-то мужчина и сообщил, что у них проблемы. Меня тотчас же отправили в комнату и до сих пор я сижу одна в ожидании ужина и возможности поговорить. Мне нужны аргументы, почему я не могу родить: наследственные болезни, узкий таз, невозможность вынашивания малыша. Что угодно, лишь бы не идти на то, что он предлагает. Я не могу. Нет, не хочу. Я не готова становиться матерью.
Я дожидаюсь ужина и, едва стрелка доползает до семи вечера, резко поднимаюсь с кровати и иду к двери. Нажимаю ручку и попадаю в коридор, откуда иду к лестнице и спускаюсь вниз. Ко мне доносятся мужские голоса, и я замираю на полпути, решая, стоит ли мне спускаться сейчас, или все же подождать, когда меня позовут, ведь не зря же меня отправили в комнату, значит, дела действительно серьезны.
Я мнусь и даже поднимаюсь на одну ступеньку выше, когда передо мной возникает огромный силуэт мужчины. Его тень падает на стену, и я пячусь назад, сама не понимая почему. Ахмед запрокидывает голову и внимательно смотрит на меня.
— Я думал, тебя придется силой на ужин вести, — он чуть усмехается, обнажая ряд белоснежных зубов. — Пошли, все уже ушли.
Я лишь киваю и делаю пару нерешительных шагов вниз. Спускаюсь вслед за мужчиной и направляюсь в гостиную. Есть с ним за одним столом за эти несколько раз уже стало маленькой традицией, которую, я уверена, мы будем соблюдать еще долго.
На ужин подают цыпленка гриль с овощами, а на десерт настоящую турецкую пахлаву, от одного взгляда на которую у меня текут слюнки. После поглощения мяса и овощей, я решительно открываю рот, чтобы поговорить с мужчиной, но он начинает первым.
— Знаю, что ты хочешь поговорить. Возможно, задать вопросы. Я слушаю.
— Я… по поводу ребенка.
— ЭКО, ты хотела сказать? — уточняет Ахмед, отложив столовые приборы в сторону.
— Да, его. Я не очень понимаю, как это будет и почему, — немного смущаясь, произношу я. — Нужна будет какая-то подготовка и… я же не…
Замолкаю, не зная, как описать это. Не говорить же ему все прямо, ведь он и так прекрасно знает, что у меня и отношений с парнями толком не было, не то, что чего-то большего.
— Я уже сказал, что твоя невинность не проблема. Я проведу с тобой одну ночь, после этого мы можем обратиться в клинику и начать подготовку.
Вскинув голову, изучаю его расслабленную позу и уверенное выражение лица. От упоминания того, что все быстро решаемо, мне становится не по себе. А то, что придется провести ночь с этим мужчиной, еще сильнее ударяет по итак расшатанным нервам. Я не понимаю, как это будет, да и не хочу. Тех любовных романов, что я читала, совершенно точно недостаточно для понимая всей сути того, что должно произойти. Я хотела знать больше, но не решалась задавать столь откровенных вопросов.
Мне трудно согласиться с ним. Принять это все и примерить на себя. Осознать, наконец, что это неизбежно.
— Возможно, нужно будет узаконить наши отношения, но не переживай об этом, после всего мы сможем развестись. Я обеспечу твою жизнь и…
— Подождите, — обрываю его на полуслове. — А ребенок? Он… вы заберете его у меня?
— Вика, — Ахмед размещает свои сильные руки на столе и выдыхает, хотя я вижу, что его терпению медленно приходит конец. — Я понимаю, что для тебя это все странно и ново, но я не могу оставить тебя рядом с собой в качестве жены. На некоторое время возможно, но после я буду вынужден развестись с тобой. И да, ребенок, конечно же, останется со мной. Его единственным воспитателем буду я. Ты же, по сути, исполнишь лишь роль суррогатной матери. Инкубатора, если можно так выразится.
Я не верю тому, что слышу. Не хочу верить. Инкубатор? Я не могу быть инкубатором, я живая. И я никогда не рожала детей, чтобы просто взять, выносить, родить, а после забыть, что когда-то сделала это. И пусть сейчас я не хочу малыша, но я уверена, что едва я почувствую его слабые толчки, едва услышу его плач, больше не смогу оставаться в стороне. Я полюблю его. Так ведь у всех происходит? Просыпается материнский инстинкт, желание защитить малыша, быть рядом, дарить ему тепло и ласку.