И сейчас, на свету, каминный зал выглядел еще более жалким.
Это место никогда не станет моим домом. Я узница здесь, униженная пленница. Но наступит благоприятный момент, и я убегу! Не может быть, чтобы родители так просто отступились от меня. Проклятый колдун как-то умудрился запугать их, но еще не поздно все вернуть.
Шаги в коридоре раздались так внезапно, что я вздрогнула, будто Тёрн мог подслушать мои мысли.
Он вошел в гостиную, огляделся и чуть наклонил голову.
– Достаточно на сегодня. Иди, приведи себя в порядок и возвращайся.
«Иди, приведи себя в порядок! – мысленно бурчала я, волоча к двери ведро с грязной водой. – Одни приказы!»
Тёрн велел вылить воду у крыльца, а после этого я наконец-то могла заняться собой.
Не передать, с каким облегчением я окатила себя из ковша теплой водой. Едва не разревелась. Подумать только, дома я могла хоть каждый день принимать ванну. Горничная помогала вымыть волосы ароматным мылом, а потом расчесывала их, пока они не заблестят. Как мало я ценила то, что имела.
Здесь же у меня не было ароматного мыла. На лавке я обнаружила серый, дурно пахнущий брусок, но обрадовалась даже ему. По крайней мере, дешевое мыло отлично оттирало грязь. Волосы, конечно, станут еще жестче, чем прежде, но выбирать не приходится.
Я обернула голову полотенцем, кинула изгвазданное платье в кучу хлама, натянула льняную рубашку и, покривившись, сунула ноги в разбитые башмаки.
Колдун уже ожидал меня в коридоре.
– Идем.
Я была уверена, что ниже первого этажа ничего нет, но, оказывается, вниз вела каменная лестница. Мы спустились, прошли по сводчатому коридору и очутились в небольшой кухне.
Здесь уже топилась печь, на деревянном столе были разложены продукты. Сыр, хлеб, вяленое мясо, редиска и пучки трав. Тёрн достал две глиняные кружки и налил в обе из графина незнакомый коричневый напиток. Пахнуло кисловатым.
– Что это? Эль?
Сделалось не по себе. Как-то я, маленькая, сунула нос в кружку отца и получила щелчок по носу. «Нет, Агата, эль не тот напиток, который подходит для благородных девушек». А ты ведь знал, папа… Уже тогда знал…
– Это квас, – бросил колдун.
– Напиток бедняков.
Не знаю, зачем я это сказала. Тёрн кинул на меня быстрый взгляд и промолчал, только указал на место перед собой.
Я не любила простой пищи. Признаться, я была довольно привередлива в еде. Каждое утро специально для меня служанки готовили кашу на молоке с орешками и цукатами, а на ужин еду раскладывали на отдельные тарелки. Хлеб не должен был соприкасаться с пюре или салатом. Крошечные тефтельки подавали без соуса, мясо не должно быть слишком зажарено…
– Стоит ли так баловать ее? – хмурился отец, посылая маме странный многозначительный взгляд.
– Пусть… хотя бы сейчас… – жалобно просила мама.
Обманщики! Обманщики!
– Что ты застыла? Ешь! – Голос колдуна вернул меня в мрачный дом.
Я уже так проголодалась, что с радостью принялась за еду. Удивительно, однако зерновой хлеб с куском мяса и хрустящей бордовой редиской, щиплющей язык, – это очень вкусно. Да и квас не так плох.
– Сейчас мы перекусили на скорую руку, но ужин за тобой.
Колдун указал подбородком на корзину, стоящую на ларе. Из корзины выпирали баранья нога, связка лука, пучок морковки. От таких новостей я чуть не подавилась.
– Я не умею готовить! – воспротивилась я. – Ты и сам не захочешь есть ту бурду, что я состряпаю.
Колдун приподнял кончики губ в усмешке. Похоже, мои несчастные попытки бунтовать его забавляли.
– У меня есть отличная «Настольная книга юных жен». Она тебе поможет. А если не получится с первого раза – не беда, у тебя будет столько времени, сколько нужно.
Я кинула на него гневный взгляд, но лицо Тёрна оставалось безмятежным.
Прекрасно! Просто замечательно. Служанка, кухарка! Что дальше?
– Ты сказал, что теперь я твоя ученица. Но если я только и буду делать, что готовить да убираться, времени на занятия магией не останется.
Интересно, чего я хотела добиться этими словами? Я вовсе не горела желанием заниматься магией. Я боялась. Боялась, что во мне нет ни капли магического дара, как я и сказала колдуну в самом начале. И боялась, что дар все-таки есть.
Все, чего я хотела, – оказаться дома, в объятиях семьи, и навсегда стереть из памяти последние два дня своей жизни.