Спустя минуту одежда уже была сброшена на пол.
— Я безумно хочу тебя, Гленна, — простонал Кейн. — Неужели все это наяву, и я не проснусь в самый неподходящий момент? О боже, как же я давно…
Гленна стояла перед Кейном обнаженная, прикрыв глаза, вздрагивая всем телом от каждого прикосновения его рук. Она обвила его шею руками и с наслаждением запустила пальцы в густые волосы, притягивая Кейна к себе.
Кейн легко подхватил Гленну и отнес на кровать, и в следующий миг он уже вытянулся, обнаженный, рядом с нею.
И снова их губы слились воедино, а два дыхания стали одним. Рука Кейна поползла вниз, к груди Гленны. Затем горячий язык Кейна ласкал ее напрягшиеся соски. Гленна застонала, сгорая от небывалого, немыслимого, невыносимого желания.
Руки Кейна опускались все ниже, и вместе с ними опускалось пламя страсти, сжигавшее Гленну, — с груди на живот, с живота к бедрам и еще ниже. Когда умелые, нежные пальцы Кейна проникли в ее влажное, горячее лоно, Гленна закричала во весь голос, желая только одного: чтобы Кейн как можно скорее вошел в нее, — но тот не спешил, доводя ее до полного безумия.
Гленна застыла в напряженном ожидании. Провела пальцами по темным завиткам волос на шее Кейна, по его сильным плечам, груди. Ей нравилось касаться этого сильного, любимого тела. Губы Гленны приоткрылись, и она умоляюще взглянула в глаза Кейна. В его глазах светилась любовь, которая была сильнее любой страсти.
Напряжение становилось непереносимым. Кейн откинулся на спину, поднял Гленну над собой и осторожно усадил ее на себя верхом, нежно погружая свою раскаленную стальную плоть во влажную глубину ее лона.
Гленна опустилась до конца, тесно прижимаясь своим телом к телу Кейна, затем медленно приподнялась и опустилась вновь.
А потом Кейн вдруг неожиданно перевернул Гленну на спину, сам оказался сверху и прошептал только одно слово: «Гленна».
Глаза Кейна — серебристо-серые, глубокие — светились сейчас каким-то необыкновенным светом. Близость с Гленной наполняла его силой, подобно волшебному источнику с живой водой. Близость с Гленной придавала смысл всей его жизни.
Их движения с каждой секундой становились все глубже, все сильней, все быстрей, стремительно приближая Кейна и Гленну к сладостной развязке.
А потом их накрыл ослепительный белый свет, от взрыва страсти весь мир распался на тысячи сверкающих обломков, и наступила тишина.
Сознание возвращалось к ним постепенно, вместе с утихающим грохотом сердца, сквозь хриплое, судорожное дыхание. Привычный окружающий мир вновь вступал в свои права, и жизнь, сделав короткую остановку, вновь готова была рвануться вперед.
Кейн глубоко вздохнул, скатился на бок и сказал, лениво улыбнувшись:
— Между нами все осталось по-прежнему, любовь моя. Нет, мы с тобой точно созданы друг для друга, в этом я больше не сомневаюсь. И знаешь, что бы ни случилось, я больше не расстанусь с тобой ни на одну ночь.
Гленна счастливо вздохнула, мысленно соглашаясь с Кейном. Да, они в самом деле предназначены друг для друга самой судьбой, и Кейн дороже ей всего на свете, даже самой жизни.
— Я люблю тебя, Кейн, — со слезами на глазах сказала Гленна.
— И я тебя люблю, моя родная. Мы поженимся, как только я все для этого подготовлю.
Эти слова окатили Гленну ушатом холодной воды, и она едва не умерла от горя, когда вспомнила о своем нынешнем положении. Ведь теперь она не имела права ни на любовь Кейна, ни на близость с ним. Ах, если бы у Кейна хватило терпения выслушать все, о чем она должна рассказать ему.
Кейн взял руку Гленны, поднес к своим губам и спросил, целуя ее пальцы:
— О чем ты задумалась, любимая?
— Кейн, мне надо поговорить с тобой, — сказала Гленна, дрожа всем телом от нервного напряжения. Она знала, каким трудным будет предстоящий разговор.
— Давай попозже, — предложил Кейн и продолжил, любуясь Гленной: — Никак не могу на тебя насмотреться. Я думаю, что ты ведьма — прекрасная, желанная ведьма, и я люблю тебя.
Сейчас Кейн был похож на мальчишку — слегка растрепанного, беззаботного и влюбленного по уши.
И снова страсть прорвалась наружу, словно весенняя река, сносящая плотины, и руки Кейна снова начали свой волшебный танец на теле Гленны, а губы его вновь зашептали жаркие, вечные слова.
Когда они отдышались, Кейн сказал:
— Знаешь, с той минуты, как увидел тебя сегодня, забыл обо всем. Не спросил даже, почему ты оставила свою работу в «Паласе». Спросил там, но мне сказали только, что ты нашла себе другое место. Тогда я бросил в номер свои чемоданы и сразу поспешил сюда — а вдруг ты окажешься дома? И вот, угадал, слава богу. Так что случилось, милая?
«Ну, вот и все, — подумала Гленна. — Пришло время платить за свои ошибки и свою глупость».
И вдруг Гленна ощутила полное спокойствие. Сейчас она расскажет Кейну обо всем, и, что он ни скажет в ответ, в любом случае с души ее спадет камень. Ведь самая ужасная правда всегда лучше, чем ложь. Конечно, характер у Кейна взрывной, непредсказуемый, но если ей удастся заставить его выслушать все до конца, то они вдвоем наверняка найдут способ избавиться от Джадда Мартина.
— Я покинула «Палас» несколько недель тому назад, Кейн, — неуверенно начала Гленна. — Я… Мне предложили более интересную работу, и я согласилась.
— Мне казалось, что «Палас» — самое лучшее место в этом городе, — заметил Кейн. — Так где же ты работаешь сейчас?
— Я теперь в «Красной Подвязке», — сказала Гленна и быстро добавила, увидев потемневшее лицо Кейна: — В ресторане.
— Что ты сказала? Ты работаешь на Джадда Мартина? На человека, который, возможно, причастен к убийству твоего отца? Бог мой, Гленна! Я думал, что ты разумнее. Увольняйся оттуда сегодня же, немедленно, сейчас же. Давай одевайся, и я пойду вместе с тобой, иначе этот ублюдок возьмет тебя на испуг.
— Я уже не работаю, Кейн, — призналась Гленна, чувствуя, как начинают звенеть ее натянутые нервы, поскольку разговор подошел к самой главной точке.
— Ну и слава богу, — вздохнул Кейн, откидываясь на подушку. — Как ты смотришь на то, чтобы сыграть нашу свадьбу, скажем… скажем, послезавтра?
— О господи! Я должна сказать тебе это Кейн, но не могу.
— Что?
— Я уже вышла замуж. Несколько дней тому назад, за Джадда Мартина.
Наступила тишина — казалось, можно расслышать не только каждый вдох, но и каждый удар сердца. Так и не проронив ни звука, Кейн медленно встал с кровати, совершенно не смущаясь своей наготы, а может быть, просто забыв о ней. Затем он заговорил — тоном, полным презрения.
— Грязная шлюха! — сказал он, словно выплюнул эти слова в лицо Гленне. — Не смогла дождаться, пока я вернусь? Так захотела мужика, что легла в постель с первым, кто позвал? Знаешь, измену я бы тебе, пожалуй, простил, но брак? Каким местом ты думала, когда выходила замуж за своего Джадда? А я-то, дурак, думал, что ты в самом деле любила меня!
— Я в самом деле любила! И люблю! — крикнула Гленна. — Ты просто не понимаешь!
— Не волнуйся, все я прекрасно понимаю. Тебе нужны деньги, и ты решила, что Джадд будет побогаче, чем я. Все ясно. Ну, и как скоро после моего отъезда ты оказалась в его постели?
— Нет, Кейн, ничего подобного! — неистово возразила Гленна. — Прошу тебя, Кейн, позволь мне все объяснить. Выслушай меня, если все еще любишь.
— Любовь? Ха! Ты просто не понимаешь значения этого слова. Ты соблазнила меня, затянула в свои сети, использовала, но это — не любовь. А я, дурак, попался на эту удочку. Любовь! Да не моя любовь была тебе нужна, нет, тебе нужно было получить назад отцовский прииск. Ну, ты же получила его, по крайней мере половину. Что, счастлива? Вы с Джаддом стоите друг друга, как я посмотрю. Оба жестокие, бессердечные, жадные. А зачем ты сразу же легла сегодня со мной? У тебя что, совсем совести не осталось?
— Совести у меня не меньше твоего! — выпалила в ответ Гленна.
Кейн принялся натягивать на себя разбросанную по всей комнате одежду, не обращая внимания на слезы, градом покатившиеся из глаз Гленны. Никогда в жизни он еще не был так зол, и в первую очередь — на себя самого. Любовь к Гленне открыла для него целый мир — новый, яркий и прекрасный. Теперь эта женщина предала его, разбила ему сердце, изранила душу.