Женщина покачала головой.
— Ты выбрала не смерть, а избежать любой ценой то, что тебя ожидало. Это не означает что ты плохой человек. Ты просто сделала выбор. И тебе придётся с этим жить, как пришлось бы жить с выбором остаться. И ты не выбирала смерть ещё и потому, что сейчас сидишь тут. Тебе больно, тебя трясёт, ты не знаешь как с этим жить. Но ты живая.
В какой-то момент слёзы потекли по моим щекам и теперь их было не остановить.
— Вадим поплатиться с тобой и за то, что сделал и за то, что хотел сделать, — сказала женщина.
— Сколько ему дадут? — спросила я, надеясь что эта цифра большая.
Не была уверена, что его заключение могло гарантировать мне спокойное существование и то, что я смогу спокойно спать по ночам, но это могло быть хотя бы чем-то.
Доктор пожала плечами.
— Много, — уверено сказала она, — он снимал тогда. В ту ночь камера видела всё, что происходило в той комнате. Не знаю с какой целью он это делал, но он сам попал в свою же ловушку.
Я в шоке слушала это. Злость и ненависть начали волнами захлестывать меня, когда я поняла зачем он это делал. Он хотел показать видео Марату. Не знаю зачем, но я была уверена, что именно для этого. Как была уверена и в том, что это видео бы сломало его.
Ещё тогда, сидя на полу в тёмной комнате, я была уверена, что Марат не любил меня. Я помню с какой уверенностью говорила эти слова, будто совсем не было провала в памяти, вычеркнувшего всё хорошее о нём. А может просто ничего хорошего и не было.
— На Вадима завели несколько дел. Его сестра сейчас находится в психиатрической клинике и не может дать показания, но он сам признал свою вину. Арина готова дать показания.
Меня удивили оба обстоятельства, но первое я почти пропустила мимо ушей.
— Арина? — удивилась я.
Какое-то неприятно чувство поселилось в моём животе, будто было бы лучше, если бы она не делала этого.
Женщина кивнула, глядя на меня дольше чем нужно, а потом спросила:
— Ты злишься на Арину?
Я непонимающе уставилась на неё.
— Ты считаешь, что она виновата? — переформулировала свой вопрос женщина.
Я отчаянно покачала головой. В этом были виноваты только два человека. Вадим и я.
Женщина слегка улыбнулась, но улыбка была далеко не счастливой.
— Ты винишь её в том, что она раньше не написала заявление на Вадима, — сначала это показалось мне вопросом, на который бы я ответила отрицательно, но потом поняла, что для неё это факт. — Ты винишь её в том, что она снова начала общаться с ним и ничего тебе не сказала. Ты винишь её в том, что ты оказалась в том месте и в том, что ты сейчас здесь.
— Она не виновата в том, что Вадим так поступил, — уверено сказала я, но сама не могла убедить себя. — Она не виновата в том, кем он является.
— Но тем ни менее ты её винишь, — просто сказала женщина.
Я не стала качать головой, то-ли от того, что устала спорить, то-ли от того, что признала эти слова. Но в первое я верила охотнее.
Возможно ещё и от того, что какие-то неведомые силы и голоса в моей голове заставляли винить другого человека.
Но это Марат виноват в том, что произошло. Эта фраза то и дело всплывала в моей голове. Я прекрасно понимала, что Марат, что бы между нами не произошло, не виноват. Но что-то мешало мне отвлечься от мысли о его виновности. Кто-то или что-то то и дело запускал эти слова в мою голову.
— Если ты готова, я могу выписать тебя, — оторвала женщина меня от странных мыслей. — Мы ещё будем с тобой встречаться, но делать здесь тебе нечего.
Я удивлённо посмотрела на неё.
— Но я же не вспомнила… всё.
Под всё я подразумевала Марата. Я не знала до конца, хотела ли я его вспоминать, но скорее всё-таки склонялась к нет, чем к да.
Женщина печально посмотрела на меня.
— Практически у всех видов амнезии есть одна замечательная особенность — воспоминания возвращаются по порядку, — сказала она. — Но у тебя последние события уже вернулись, а то, что было до них нет. Либо что-то в твоей голове блокирует эти воспоминания и есть надежда, что они когда-нибудь вернутся, либо это останется просто историей, которую тебе когда-нибудь расскажут.
Я не знаю что из этого представлялось худшей перспективой для меня.
— Но в любом случае ты можешь приходить ко мне, когда захочешь.
Я кивнула поднимаясь, сейчас мне просто хотелось уйти от сюда.
— Воспоминания это одно, но чувства совсем другое, — сказала доктор, когда я пойти вышла. — Бывали случаи, когда люди с пересаженным сердцем начинали чувствовать любовь к бывшим партнёрам своих доноров. Чувства если они есть и они настоящие не могут просто пропасть. Пожалуйста, подумай об этом.
Я кивнула, открывая дверь.
Я говорила о том же самом. Если бы я когда-нибудь испытывала настоящие чувства к Марату, они бы просто так не пропали, а раз их нет сейчас, то их не было никогда. Я очень хотела надеяться, что мы с ней думали об одном и том же.
Я встала, как вкопанная, увидев за дверью отца. Он ходил из одного конца коридора в другой, как делал всегда, когда волновался. Увидев меня, он замер на месте с лёгким страхом глядя на меня и открыл рот, чтобы что-то сказать. Но я не хотела с ним говорить, я просто хотела домой.
— Меня выписали, — сказала я, протянув бланк, который мне дала Екатерина Владимировна, — поставь, пожалуйста, печать у врача, а я пока соберу вещи.
И, пожалуйста, делай это подольше. Я так в этот момент не хотела его видеть. Я не хотела, чтобы кто-то видел меня. Девочку, неспособную жить с горем.
Глава 31
Дана была единственным человек, с которым я готова была говорить. И она это понимала. Она старательно пыталась убедить папу не приставать ко мне с расспросами, но он волновался. А я понимала это, но лучше мне от этого осознания не становилось.
Поэтому всё время я сидела в своей комнате и выходила только тогда, когда дома никого не было. Дана всегда с завидной периодичностью приносила мне еду, но та оставалась нетронутой.
— Тебе надо поесть, — сказала она, когда в очередной раз пришла и увидела тарелку, стоящую на моей тумбочке.
Я покачала головой.
— Я не хочу, — едва слышно прошептала я.
Примерно так проходила вся неделя с тех пор, как я приехала домой. Я просто лежала, ни с кем не общалась, не вставала с кровати. Арина писала мне каждые пять минут, но я практически не отвечала. А когда она хотела приехать, я сказала, что мне не очень хорошо. На самом деле всё было в порядке, ну точно не хуже, чем обычно. Я просто не знала, что со мной происходит.
— Я могу уговорить Диму отпустить тебя в школу, — предложила Дана, поняв на какие кнопки нужно жать, чтобы уговорить меня.
Я с сомнением перевела на неё взгляд. Я хотела в школу. На самом деле я согласна была пойти хоть куда, лишь бы закончить моё пребывание в образе ленивца, которое меня до страшного устраивало и от этого пугало.
— Папа сказал, что не отпустит меня, пока гипс не снимут, — возразила я, указав на ногу.
Я уже давно перестала замечать, что моя нога стала в два раза тяжелее. Кажется я срослась с этим дурацким гипсом.
— Но я могу уговорить его, — улыбнулась Дана, присев на край кровати, — но только при условии, что ты поешь.
— Ты знаешь, что это называется шантажом? — застонала я, надувшись.
На лице девушки уже расцвела победная улыбка, потому что она знала, что я согласна.
— Подвинься, — скомандовала Дана, ложась рядом на кровать и оттесняя меня на край.
Я с готовностью уступила ей половину.
— Всё будет хорошо, ты справишься с этим, — сказала Дана через целую вечность тишины.
Я кивнула, и правда я верила в её слова, в конце концов она пережила более ужасные события.
— Тебе просто надо продолжать жить дальше, — сказала она, притянув меня к себя и обняв, я положила голову ей на грудь, словно маленькая девочка, — тебе сейчас может казаться, что мир ужасен, а всё люди плохие и несут лишь боль, но это не так. Тебя ждёт прекрасная жизнь и эта боль перестанет мучить тебя постоянно. Она не пройдет окончательно, но она станет такой маленькой, что ты практически перестанешь обращать на неё внимание. Её вытеснят хорошие люди и прекрасные воспоминания.