Со мной остался только Артём, который, как и раньше, поддерживал меня и иногда даже забывал о себе, чтобы помочь мне. Что-то в нём поменялось, но тогда я ещё не понимала что.
Я лежала на кровати, глядя в потолок, слыша заливистый детский плачь. Он был сильным и не смолкал уже несколько минут. Для меня было гигантским подвигом перенести кроватку Евы из своей комнаты в детскую, чтобы хоть как-то начать высыпаться. Мне каждый раз приходилось напоминать себе, что я не её мама, хотя в последнее время чувствовала себя и мамой и папой и няней.
Я была здесь одна и из последних сил справлялась со всем, при этом жертвуя сном и учёбой. Но я любила эту маленькую девочку и сейчас относилась к ней не так, как раньше. Я жалела, что она родилась, ровно до того момента, как увидела её. Маленький свернувшийся розовый комочек в прозрачной инкубаторе, в котором она находилась два месяца. Она была слишком маленькой, когда родилась, и все мы боялись, что это была напрасная жертва. Но малышка быстро вымахала и поправилась, будто знала, что мама всегда будет рядом с ней.
Ева. Дарующая жизнь. Великая ирония. Великая маленькая девочка.
Сначала мне было трудно не подрываться, каждый раз, когда она начинала хныкать, но теперь я научилась. Как научилась и всему остальному, потому что помощь от папы ждать не стоило. После смерти Даны, он стал совсем другим. Больше ничего не осталось от его решимости и любви к дочери.
Не способная больше слушать детский плач, доносящийся из соседней комнаты, я застонала и поднялась. Но я пошла не к ней. Я направилась в папин кабинет, где в последнее время он засиживался до утра.
Я из под двери сочился жёлтый свет, освящая тёмное пространство. Я не постучалась, а просто открыла дверь. Отец даже не посмотрел в мою сторону. Рядом в ним стояла почти пустая бутылка, в кабинете пахло алкоголем и сигаретами. Кажется он никогда раньше не курил.
— Ева плачет, — сказала я, подходя к нему.
— Я слышу, — просто ответил он, — пойди и успокой ей.
Я замерла от подобной наглости.
— Что с тобой происходит? — спросила я.
Папа повернул на меня голову.
— Возможно я ошибся, выбрав её, — слишком спокойно, будто уже обдумав эту мысль сказал он, потянувшись к бутылке.
Не буду врать, что теперь считала, что он правильно поступил. Я просто понимала, что с этим надо жить.
Я резко вырвала стакан из рук отца и ударила по столу.
— Не смей так говорить, — прикрикнула я. — Ты сделал выбор и этого не изменить, у тебя есть дочь. И я не могу сидеть с ней всё время.
— Я предлагал тебе взять няню на полный день, а ты сама отказываешься, — сказал он, глядя на меня затуманенным взглядом.
— Что будет когда я закончу школу и уеду? — возмутилась я. — Ты просто не будешь появляться дома, а Еву пускай воспитывает чужая женщина?
— Тебе не обязательно уезжать, — возразил отец, будто мы не говорили об этом много раз до этого.
— Ты знаешь, что обязательно. Мне пора жить своей жизнью. А тебе пора понять, что я твоя дочь и Ева твоя дочь. И ты должен заботиться если не о нас двоих, то хотя бы о ней.
— Я не могу, — прошептал отец еле слышно.
Я закрыл глаза.
— Не совершай ещё одну ошибку, — ответила я, — вспомни моё детство. И вспомни как тяжело было добиться моего прощения. У тебя есть возможность изменить это. Устроить счастливое детство. Быть для неё лучшим папой, чем был для меня. Подойди к ней.
Отец внимательно смотрел на меня не моргая и не двигаясь.
— Я не могу без Даны, а она напоминает мне о ней, и все становится лишь хуже.
Я вздохнула. Я понимала его, но не хотела. Я хотела быть ребёнком, о котором заботятся, а не мамой в свои 17 лет.
— Ты любил Дану, так почему ты не любишь вашу дочь?
— Я люблю её, — возразил отец.
— Так докажи мне это, — бросила я, уходя.
Просто докажи, что ты не стал мне хорошим отцом, потому что обстоятельства сложились по другому, а не потому что ты не посчитал нужным приложить усилия. Докажи, что независимо от того, что происходило раньше, теперь ты изменился. Докажи, что ты можешь быть любящим отцом, который заботиться о своих детях. Господи, просто докажи, что я не ошибаюсь.
Я приложила огромные усилия, чтобы не пойти успокаивать всё ещё плачущую Еву. Моё сердце разрывалось от этого ужасного звука, но я должна была показать папе, что ему пора нести ответственность за свои действия.
Я снова лежала на кровати, чувствуя боль, от детского плача, а потом он резко прекратился. Моё сердце ёкнуло и я слезла с кровати. Выйдя из комнаты я услышала тихий шепот, но смогла разобрать его только тогда, когда остановилась около приоткрытой двери в детскую, глядя на папу, держащего на руках свою дочь.
— Твоя сестра думает, что я тебя не люблю, — прошептал он, качая ребёнка на руках, — но она ошибается. Вы самое дорогое, что осталось в моей жизни.
Я села прямо на холодный пол в коридоре, слушая тихое сопение только что успокоившейся малышки.
— У нас всё будет хорошо, — пообещал папа то-ли Еве, то-ли мне, то-ли себе самому.
Мы все нуждались в этом «хорошо» и мы все его заслуживали. Хорошо ждало нас за поворотом, готовое отплатить за все наши страдания. Ничего уже не было как раньше, но всё ещё могло быть хорошо.
Спустя 9 месяцев
Я чувствовала боль и грусть, стараясь не заплакать, стоя в самом большой аэропорту страны. Этот год был сложным. Я научилась многому и многое поняла. Я стала тем, о ком не мечтала и теперь стояла на пороге чего-то большего, с человеком, который всегда был готов положить весь мир в моим ногам.
Я окончила школу, что было сделать довольно сложно в условиях бессонных ночей. Теперь я уже просто помогала папе, но все мы иногда уставали. И я старалась сделать его ношу как можно легче. И он со спокойным сердцем отпускал меня в Америку с Маратом, а я оставляла их с Евой дома, зная, что они справляться. Они и сейчас помогали друг другу. Милая маленькая девочка скрашивала наши будни своим заливистым смехом, перенятым ей от мамы, а мы старались подарить ей счастливое детство.
Сначала было тяжело, но теперь, когда прошло больше года, все мы на столько привыкли, что уже не представляли могло ли быть по другому. И я не знала как буду жить в другой стране без своей маленькой сестрёнки, любящей рисовать в моих тетрадях, стенах и часто мне самой. Художница растёт.
Маленькая рыжая безумно кудрявая девочка сидела на руках у папы и смотрела на меня своими большими голубыми глазами, наполнявшими всё вокруг смыслом.
Я не смогла сдержать улыбку.
— Ты будешь скучать по мне? — спросила я.
Ева уверено кивнула маленькой головкой и протянула ко мне свои ручки для объятия. Я обняла её, а затем папу.
— Ты справишься, милая, — прошептал он, целуя меня в макушку, — а теперь иди, не заставляй нас плакать.
Я слегка рассмеялась и кивнула, хотя сама безумно хотела плакать.
— Ты готова? — спросил Марат, забирая у меня чемодан. Я кивнула и пошла за ним.
— Что тебе сказал папа?
До того, как проститься со мной, папа отправил нас с Евой погулять, чтобы он поговорил с Маратом. То есть папа говорил, а Марат кивал. Я предполагала, что разговор состоял по большей части из угроз.
Парень усмехнулся.
— Поверь, тебе лучше этого не слышать.
Я рассмеялась и скрепила наши руки. И несмотря на долгую разлуку это чувство до сих пор дарило мне спокойствие и ощущение, что впереди нас ждёт только лучшее.
Это была история про нас. Не счастливая, не печальная, не выдуманная. Просто мы, стоящие на пороге чего-то большего. Новая жизнь не означала, что сейчас всё обязательно станет хорошо. Новая жизнь означала, что нас ждут новые испытания, новая боль, но и новое счастье, которого, я знаю, будет очень много. Нас ждали новые испытания, с которыми мы точно справимся, потому на нашей стороне была самая мощная сила, способная разрушить все препятствия. Любовь.