Я окончательно слетела с катушек и не желала останавливаться. Мои руки выкручивало от бесконечных ударов по корпусу автомобиля и стёклам, а кожу нещадно засаднило. Но я и на это закрыла глаза — я приветствовала эту боль, потому что причиняла её себе сама, а не кто-то глумился надо мной просто по прихоти. Из-за праздной скуки. Раз — и зеркало заднего вида уныло повисло на проводах. Два — и за ним отправилось второе. Я колошматила до бесконечности, превращая блестящий автомобиль Басова в искорёженную консервную банку.
На периферии сознания я слышала, как кто-то свистит мне с балконов. Пьяные зумеры, сидящие на качелях, ржали и снимали меня на свои телефоны. Весело улюлюкали. Лаяла и рвалась с цепи собака моей соседки, которую та с утра пораньше решила вывести на прогулку.
А я всё била и била, мечтая поймать за хвост тот момент, когда мне станет всё равно.
Когда я закончусь.
Когда придёт долгожданное безразличие. Ко всему.
В том числе и к тому, кого я любила…
— Истома! — он выбежал на улицу в одних брюках и тоже босой.
Кинулся ко мне, но почти тут же остановился, смотря на меня так, что мне захотелось тут же рухнуть на землю и умолять сказать мне за что он так со мной?
Я ведь живая и у меня в груди всё раскурочено… такое не лечится!
Но вместо этого я угрожающе подняла биту повыше и зарычала, глотая слёзы:
— Не подходи ко мне!
— Истома, пожалуйста…
— Уходи! Убирайся!
— Прошу тебя, давай всё обсудим как взрослые люди, — в защитном жесте поднял он руки ладонями вверх и медленно начал приближаться ко мне.
— Спасибо, но я уже с тобой наобсуждалась. Желания слушать дальше твоё враньё у меня нет!
— Истома…
— Нет! Всё — это точка!
Секунда промедления, а затем мир неожиданно перевернулся. Это Ярослав, словно стрела, метнулся ко мне, одним точным движением выбил из рук биту, а затем подхватил меня под задницу и закинул к себе на плечо.
И понёс обратно в подъезд под дикий свист и крики разбуженного моей жизненной драмой дома.
Им всем было весело, тогда как мне хотелось тупо сдохнуть.
Всё — человек окончательно сломался. И чинить некому…
Глава 44 — Только мы
Вероника
— Пусти меня! — кричала я и брыкалась.
Но Басов только планомерно преодолевал один лестничный пролёт за другим, пока наконец-то не достиг моей квартиры, не занёс меня туда и не закрыл за нами дверь.
На замок.
Прошёл в комнату, скинул меня на кровать, а затем сел передо мной на корточки и с такой нежностью заглянул в глаза, что я снова жалобно расплакалась, закрывая лицо ладошками. А мой палач притянул меня к себе и принялся, словно маленького ребёнка, укачивать в своих руках.
Таких нежных.
Таких сильных.
Таких родных и нужных мне.
Боже, как я смогу всё это пережить снова? Как?
— Правильно ты всё сделала, малышка. Я всё это заслужил, — прошептал Басов и где-то тут меня вновь взорвало.
Я с силой оттолкнула его от себя и подскочила на ноги, а затем решительно указала на выход:
— Убирайся из моей жизни, Ярослав. Просто выйди из неё. Навсегда!
— Ник…
— Чего тебе ещё надо-то? Ты же получил, что хотел. Выиграл свой очередной сраный спор, где на кону стоял я — живой человек. И моё сердце. Всё — теперь катись отсюда!
Неожиданно он поднялся и шагнул к двери, а я ещё горше расплакалась, буквально задыхаясь и теряя сознание от отчаяния. Всё — это конец!
— Снова разбежимся на три с половиной года, Истома, или всё-таки для разнообразия поговорим?
Ну почему он так спокоен? Я умираю, а ему всё равно?
— Да пошёл ты!
— Ладно, Ника. Ладно, — чересчур бесстрастно произнёс Ярослав и положил ладонь на ручку двери. — Хочешь, чтобы я ушёл? Не вопрос, я сделаю это. Несмотря на то, что люблю тебя как одержимый. Несмотря на то, что всегда любил. И буду любить. Тебя одну! Каждый грёбаный день пока не сдохну. Давай же, прогони меня за то, что я всего лишь искал к тебе дорогу. Если ты не видишь моей любви, то хорошо — гони меня в шею! Потому что иначе, всё это ненадолго, Ника. Любой может прийти в наш с тобой мир и сказать, что я говно, а ты поверишь. Я однажды сделал это и горько пожалел…
— Но ты же спорил. Я всё слышала собственными ушами, Ярослав! — закричала я, не в силах больше носить в себе весь этот ужас.
— Твою мать! — рубанул он воздух, вздохнул тяжело и зажал пальцами переносицу, а затем уже тихо и обречённо произнёс. — Это был не спор, Истома. Это была ещё одна попытка убиться тобой. Потому что только так мне бы не было больно…