— Я продала квартиру, чтобы мы могли начать жизнь с чистого листа, — мать стукнула по столу кулаком, очевидно, так подкрепляя свои слова, потому что больше это сделать было нечем. — И все из-за кого? Из-за тебя и твоей неугомонной задницы, которой приспичило спутаться с кем попало!
Ну чья бы корова мычала…
Я закрыла рот, не в силах продолжать этот бессмысленный и скользкий обмен любезностями. А ещё потому, что мать который раз с головой макнула меня в моё грязное прошлое, от которого я всё это время пыталась отмыться.
Сколько раз я почти до крови драила свою кожу в бане жёсткой мочалкой, мечтая стереть прикосновения Басова? Сколько раз прокручивала в голове всё то, что он со мной сотворил? Сколько раз воскрешала в памяти каждую страшную картинку, чтобы выскрести из своей души все тёплые и светлые чувства к этому чудовищу? Сколько горько проплакала, выворачивая сознание наизнанку в бесконечных попытках вытравить этого страшного человека из собственных мыслей? Сколько раз я винила себя за доверчивость и глупость?
Не счесть.
Каждый вечер я умирала, снова и снова разбиваясь на тысячи кровавых осколков, визжащих от невыносимой муки. И каждое утро я воскресала вновь, но только чтобы в очередной раз сойти с ума от боли разочарования, обиды и стыда.
И единственное, о чём я мечтала, так это чтобы слёзы высохли. О большем я и не просила у неба, потому что знала — прежней я уже не стану. Этот жизненный урок будет до последнего моего вздоха красоваться в душе уродливым шрамом, напоминая о том, что не все в этом мире люди.
Есть ещё и нелюди.
Из положительных аспектов моего нового существования можно было выделить только одно — школа в нашем посёлке была самая простая и в ней меня больше никто не обижал. Я сразу обозначила, чья я дочь, и многие ребята относились ко мне даже с некоторым уважением. Вообще, люди в этом месте были, в большинстве своём, добрые и открытые. Может, потому что почти все глубоко верующие. А может, мне просто в кои-то веки повезло.
Подругами я не обжилась. Я слишком была разрушена и пуста изнутри, чтобы хоть кому-то улыбаться, обсуждать погоду, новости или книги. Мне было стыло. Мне было больно. Мне было холодно изнутри и снаружи. Всегда!
Да и вставать с постели каждый день мне помогала лишь одна-единственная мысль — скоро я уеду отсюда. Навсегда! Выдохну весь пепел из лёгких и начну новую главу своей жизни.
Я наполню её смыслом. Сама! Мне больше никто не нужен…
Но было бы странно, если бы судьба не продолжила вставлять мне палки в колеса, правда? Вот и ближе к весне она выдала очередную партию говна на лопате, мол «на, Вера, жри!».
Мать, исчерпав все отговорки на тему «почему мне не выдают новый паспорт», наконец-то перестала ломать дешёвую комедию и вскрыла карты, переходя в контратаку.
— Ты уже плешь мне проела со своим паспортом, Вера!
— В смысле? Мне так-то поступать скоро ехать, мам. Это нормально, что я волнуюсь, вообще-то!
— Куда поступать?
— В институт!
— И кто за тебя платить будет? Я? Можешь даже не рассчитывать на это!
— Я на золотую медаль иду. Меня с потрохами на бюджет заберут.
— А жить ты в большом городе, где и на что будешь?
Понимая, куда она клонит, тут же отмахиваюсь.
— В общежитии. Подрабатывать пойду.
— Ах, вот что ты задумала, доченька! Мало тебе было одного раза опозориться и вываляться в грязи, да? Ещё хочешь? К порокам и развратам в большой город тянет? Не пущу!
— Что? — ахнула я и, кажется, выпала в нерастворимый осадок.
— А то! Не пущу и всё тут. И вообще, я уже договорилась: тебя сразу же после окончания школы ждут в монастыре.
Официально заявляю: моя мать спятила!
— Каком ещё монастыре?
— Монахиней будешь. Отмолишь все свои грехи, вернёшь веру в бога, станешь мне примерной дочерью, которой я наконец-то смогу гордиться. И которую смогу полюбить.
— Мам…, — от шока на большее меня просто не хватило, но родительница, несмотря на мой потрясённый вид, продолжала засорять эфир своей ахинеей.
— Да, процесс сей не быстрый. Сначала будет стадия постулирования, но ты всё это время будешь жить в общине и обязательно со всем справишься. Зато потом, после вступления в послушничество будет уже полегче. Примешь обеты, выберешь себе новое имя святой, вот тогда-то жизнь и заиграет яркими красками.
Да лучше застрелиться!
— Монахиней, значит? — осоловело переспросила я, всё ещё не веря в то, что это не очередная шутка и не просто какой-то сбой в матрице. Но, увы и ах, как говорится.