движения. Труди поспешила к двери и на пороге появился Томас. С
серьезным лицом он шагнул в дверной проем и остановился. Я начала
подниматься, но он жестом остановил меня.
– Простите, что побеспокоил вас, миледи. Но я не мог оставаться в
стороне. Я волновался за вас.
– Пожалуйста, не волнуйтесь... – начала я.
– Я не могу видеть ваши страдания, – сказал он.
От вида напряженного от ужаса моего лица, его черты смягчились.
– Та сцена застала меня врасплох.
Меня передернуло, но я надеялась, что не выглядела слишком
малодушной. Я хотела выглядеть перед ним сильной женщиной, а не
жеманной девушкой, которая не может справиться с проблемами этого мира.
– Я поручил кое-кому из солдат расследовать это дело, – сказал Томас.
– И они сообщили мне, что шериф пытал этих двоих, потому что они
проигнорировали его приказ, нарушив карантин.
– Значит, они не были убийцами, мародерами или врагами?
Томас покачал головой, мрачно сжав губы.
– Я не понимаю, – сказала я, мое отчаяние росло. – Зачем шерифу
прибегать к таким ужасным пыткам за такое незначительное преступление?
– Может быть, он только хотел предотвратить распространение чумы и
удержать людей от неповиновения?
– Возможно, они просто искали еду для своих семей?
– Я не могу сказать, что согласен с его методами, миледи. Но я также
не могу указывать вам, как управлять вашими землями... – Его голос затих
при взгляде на мое черное платье. Я не сомневалась, что он думал о смерти
моих родителей и о том, как я молода, чтобы взять на себя такое бремя. – Но
на вашем месте я бы издал новый закон, запрещающий подобные пытки.
Только тогда вы сможете быть уверены, что это больше не повторится.
Я кивнула.
– Вы мудры, милорд.
Хотя он и не высказал своих мыслей вслух, он был прав: я была
слишком молода. По законам страны мне понадобится наставник, чтобы
править, по крайней мере, до тех пор, пока мне не исполнится восемнадцать.
Может быть, Томас даст мне совет? У нас не было времени узнать друг друга
получше, но я доверяла ему. Он был добрым человеком. И я не хотела, чтобы
он уезжал из Эшби. Конечно, он не сможет оставаться в замке Монфор без
родителей. А они не смогут остаться здесь навсегда. У барона и баронессы
были свои земли и свой народ. И мысль о том, что Томас может в любой
момент уехать, наполнила меня отчаянием. Желание броситься к нему и
укрыться в его объятиях поднималось во мне. И я чувствовала, что он охотно
раскроет свои объятия для меня, не отвергнет, а будет рад этому. Однако вид
Труди, стоявшей на страже посреди комнаты и переводившей взгляд с меня
на Томаса, отбросил всякую мысль о таком поступке. Труди никогда бы
этого не позволила, особенно в моей спальне. Я вздохнула. Это было к
лучшему. Что-то внутри подсказывало мне, что сначала я должна стать
сильной и научиться жить самостоятельно. Мое горе было еще слишком
свежим, моя неуверенность была все еще слишком высокой. Если я хочу
быть достойным партнером, которого Томас будет уважать, я должна сначала
повзрослеть.
Шорох в темном углу комнаты заставил меня вскочить со скамьи, а
сердце забиться от страха. Крыса? Первым моим побуждением было
вскочить на скамейку, и только присутствие Томаса удерживало меня на
полу.
– Единственная хорошая новость, которую принес мой гонец, – сказал
Томас, – это то, что эти двое мужчин, по-видимому, умерли не от пыток.
Судя по ранам на груди, их сердца были пронзены острым концом меча, алебарды или ножа.
– Значит, какой-то прохожий сжалился над людьми и избавил их от
страданий?
– Скорее всего.
Это объясняет, почему двое мужчин не кричали и не корчились от
боли, когда мы на них наткнулись. Гуманный избавитель, кем бы он ни был, заслуживал моей глубочайшей благодарности.
– Если ваши люди обнаружат этого ангела милосердия, пожалуйста, расскажите мне. Я хотела бы вознаградить его.
Томас кивнул. Какое-то время он молча стоял, потом слегка
пошевелился, взглянул на Труди, и опустил глаза в пол. Я поняла, что он
хочет сказать мне что-то наедине. Труди, видимо, тоже поняла это и
поспешила к двери, закрывая ее перед ним.
– Ее светлости нужно закончить свои дела.
Томас попятился:
– Тогда о планах на будущее поговорим позже, миледи.
Я взглянула в его лицо, успела увидеть тоску в глазах, и дверь